Семь незнакомых слов
Шрифт:
Разговоры с животными — ещё не самое удивительное, философски заметила Клава. Человек и сам с собой разговаривает. И с неодушевлёнными предметами. И с покойными на кладбищах.
— Кстати, вас это не удивляет? — она посмотрела на меня и заинтересованно, и словно ища поддержки. — Я про кладбища. Меня с детства удивляло. У нас бабушка по этой части. Мы на Ваганьково ездим раз или два в год. Там прабабушка и прадедушка. Бабушка рассказывает им домашние новости: «У Клавочки в институте всё хорошо — сессию сдала на одни пятёрки». А раньше про школу рассказывала. Меня прямо в когнитивный диссонанс вгоняло. «Зачем? — спрашивала. —
— Тоже удивляет, — согласился я. — И тоже не до конца.
— Правда? — она притворилась удивлённой. — А я думала, вы разбираетесь. Если уж с прадедушкиной доской разговаривали…
— Дразнитесь?
— Шучу, шучу, не обижайтесь.
И мимоходом она выдала распоряжение: записать всё, что мы говорили о языковом чутье. Сейчас нам надо зайти в гастроном, купить продуктов и приготовить обед к бабушкиному приходу с работы. Клавдия будет готовить, а я — записывать.
— Вы всё запомнили?
— А что тут запоминать? — пожал я плечами. — Кстати, могу помочь с готовкой. Борщ? Жареная картошка? Яичница?
Перед гастрономом я не нарочно сильно смутил сообщницу. От мокрого снега на наших ботинках за время пути появились грязные разводы. Клава сказала: в такой заляпанной обуви неприлично заходить даже в обычный продовольственный. Она достала из рюкзачка обувную губку и протянула её мне. Я присел на корточки и провёл губкой по её правому ботинку.
— Что вы делаете?! — она испуганно отдёрнула ногу. — Я её дала для вас!
Пришлось открыть страшную тайну: я вовсе не рыцарь какого-то там образа, а вполне себе нормальные «штаны». И у нас — нормальных «штанов» — принято заботиться о своих девушках. Почистить ботинки — как подать пальто в гардеробе. Не надо придавать этому пустяку статус полёта кометы.
Для верности я нащупал сквозь ткань малиновых джинсов Клавину лодыжку, ухватил её пальцами и принялся за работу. Клавдия стоически перенесла пытку, послушно выставила вперёд левый ботинок, когда было покончено с правым, и всё же её лицо ещё какое-то время сохраняло ошеломлённую неподвижность. Видимо, я самовольно забежал далеко вперёд и присвоил себе нечто такое, что в Клавином представлении дозволено лишь тогда, когда испытанные временем отношения прямой дорогой движутся к законному браку. Или, по меньшей мере, вы хотя бы раз уже переспали. Мне показалось забавным, что протирание ботинок губкой может восприниматься занятием более интимным, чем сам интим.
Но возникшая неловкость захватила и меня. Кажется, мы оба не знали, сблизила нас обувная процедура или отдалила, поэтому усиленно делали вид, будто ничего не произошло. Не исключено, что из-за этого минутного эпизода до поцелуев у нас в тот день так и не дошло. Кроме почти условного — в прихожей перед уходом.
Вечером в коридоре общежития Олежек спросил, отчего у меня такой счастливый вид. «Жизнь налаживается, брат, — весело ответил я, — жизнь налаживается». И, бодро насвистывая, направился на кухню ставить чайник.
Не всё, однако, обстояло так распрекрасно, как могло показаться со стороны. Оставалось немало неясностей. Я чувствовал, как стремительно влюбляюсь (уже влюбился, продолжаю влюбляться) в Клавдию. А что насчёт встречного движения? О его наличии можно судить по словам и поступкам — отыскивать в них знаки «за» и «против», рискуя ошибиться, приняв за знак действие без всякого подтекста.
Мы вместе, как настоящая пара, закупили продукты, и по дороге из гастронома я нёс два больших пакета. Придя домой, Клава переоделась в синие бриджи и футболку цвета зелёного яблока — в прошлый раз, когда мы с ней разругались, она оставалась в одежде, в которой ходила в институт. Чем не знаки сближения?
Ещё мы вместе готовили обед, минестроне и треску, запечённую с картофелем и сыром, мне досталась чистка овощей и измельчение сыра через тёрку. Моя девушка перехватила волосы в хвостик, отчего в её лице появилось что-то новое, домашнее, мне она выдала бабушкин кухонный фартук, и мы успешно справились с кулинарным заданием. Ещё один знак.
Иногда она смотрела на меня, сощурив глаза, и как бы со стороны — словно примеряла разные будущие ситуации и пыталась решить, достаточно ли я для них гожусь. Такого взгляда я у неё раньше не замечал. Загадочный знак.
У нас начал вырабатываться свой стиль общения — задирать друг друга, ехидничать, язвить. Несомненный знак.
Она намекнула, что «беременна» моей концепцией. Жирный знак.
Когда пришла с работы Клавдия Алексеевна, Клава спросила её: что она предпочла бы получать от меня — приветы или поклоны? Дочь академика ответила: конечно, приветы. «Жаль, — разочарованно протянула вредная девчонка. — А я бы посмотрела, как Алфавит постоянно кланяется». Забавный знак.
За обедом внучка рассказывала бабушке, как здорово я ей помог с готовкой, а та несколько раз похвалила нашу стряпню. Всё было мило, по-домашнему и уже с оттенком привычки. Тоже вроде бы знак.
Но что все эти знаки обещают в дальнейшем? Строго говоря, пока ничего прорывного. Они отводят мне роль «своего человека в доме», а на этой позиции можно застрять навсегда. Ну, разве что чуть-чуть больше, чем просто «свой человек» — сообщник. Статус сообщника, как выяснилось, не обязательно подразумевает «сладкое». Похоже, поспешив (как она считала) с приездом в общежитие, моя девушка решила сбавить темп и выдерживать дистанцию — вот только какую? Не ближе, чем поцелуи за просмотром очередного фильма? Возможно, и так.
С другой стороны, дальнейшее сближение положено инициировать мужчине. Лучшее, что я могу предложить: трёхзвездочная гостиница. Хорошо, если Клава увидит в недорогом номере элемент романтики и приключения. Или новую для девочки-москвички из Центра социальную нишу — как возможный материал для будущих пьес и сценариев. Но не факт. Может статься, она, ещё с порога скептически оценив аскетическое убранство, приподнимет покрывало на кровати, увидит сероватое от частых стирок постельное бельё, вроде нашего общежитского, и её пробьёт дрожь брезгливости. Она спросит: «Куда вы меня привели?», развернётся и уйдёт. Если же бельё окажется приличным, а Клава сочтёт обстановку приемлемой, и ей понравится заниматься со мной любовью, то за какой-нибудь месяц-полтора из моих денег при оптимальном раскладе останется чуть больше половины. В один из дней не избежать признания, что любовь с ней мне не по карману.