Семь незнакомых слов
Шрифт:
К тому же я был уверен, что своей просьбой вызываю в душе автора сладкий отзвук. И ошибся. Вместо того, чтобы важно надуться, как бывало, когда речь заходила о драматургии, Клава недовольно поморщилась:
— Нет, Алфавит, так нечестно.
— Да ладно! — отказ застал меня врасплох. — Почему это?
Я же почти ничего о себе не рассказываю, объяснила она. Поначалу её моя закрытость возмущала, но потом подумалось: что-то в этом есть. Новый для неё опыт — узнавать своего парня не по сопутствующей информации, которая и вправду зачастую мало что говорит о человеке и порой вводит в заблуждение, а из непосредственного общения. Но в таком случае и она не
Мне захотелось съехидничать: никогда не слыхал, чтобы на спектакль пускали только после заполнения анкеты «кто ты, откуда, кто твои родители?» Но в последний момент я удержался.
— Вы правы. Нет — так нет. Извините.
— Рада, что вы правильно поняли, — Клава благосклонно кивнула, отломила вилкой кусочек «мимозы», проглотила его и вдруг посмотрела на меня с исследовательским интересом: — Кстати, если уж зашла речь: знаете, в чём суть драматургии?
— Э-э… Даже гадать не буду.
Драматургия (был её ответ) — искусство управления ожиданиями зрителей-читателей. Скажем, в детективе зрители ждут загадку преступления и отгадку в виде установленной личности преступника. Сыщик ведёт расследование, а автор подсовывает ему ложные версии, заставляя зрителя подозревать то одного, то другого персонажа — так повышается градус зрительского нетерпения узнать, кто же всё-таки злодей. В конце автор позволяет сыщику одержать верх над преступником — как того хотят и сыщик, и зритель. Здесь — полная гармония сбывшихся ожиданий зрителей, героев и автора.
Но так бывает далеко не всегда. В некоторых сюжетах герои, к примеру, хотят пожениться — Ромео на Джульетте, Дубровский на Маше. Зрители горячо сопереживают их стремлению. Но Шекспир и Пушкин отвечают: «Не получите». И направляет события по-своему. Попранные ожидания-желания заставляют героев и зрителей страдать и сожалеть.
Наконец, есть третий вариант ожиданий: зритель и автор ждут от героя решительного поступка, а герой или просто тормозит, как Гамлет, или вовсе на него не способен, как Обломов. И опять зрителю досадно, что его ожидания не сбылись.
— Понимаете, о чём я?
— Понимаю, — кивнул я. — Очень поучительно. Только к чему вы всё это рассказываете?
— Ну, как «к чему?» — Клава еле заметно пожала плечами. — Мы же с вами пишем эссе. Я — ваша сообщница. Мне важно знать: чего вы от нашей работы, собственно говоря, ждёте? Мирового открытия и славы? Или вам за глаза хватит обычной публикации в каком-нибудь журнале, чтобы показывать друзьям и знакомым: «Смотрите, меня напечатали!»? Или вы такая вещь-в-себе — вам не нужно никаких внешних успехов?
— Как-то не особо об этом думал, — промямлил я.
— Тогда думайте вслух, — то ли предложила, то ли велела она. — Какие-то объяснения вы же самому себе даёте? Вам надо проговорить внутренний текст. А я буду есть, если не возражаете.
— Э-э… Попробую.
В этот момент буфетчица выставила на стойку кокотницы с нашими жульенами. Я отправился их забирать, на ходу думая над ответом. Ничего не придумав, двинулся восвояси. Уже у самого столика случилось непредвиденное: левая, свободная от кокотниц, рука без приказа и спросу, провела по Клавиным волосам (полевое поведение). Точней, погладила по голове, как ребёнка. Клавдия вопросительно подняла лицо — без удивления, а как бы фиксируя, что её молодой человек склонен к спонтанным проявлениям чувств в общественных местах. Но ничего не сказала.
— Это внутренний текст, — объяснил я не столько ей, сколько себе. — Вступление. Так о чём мы?.. Точно: ожидания.
Странно было бы пускаться на такие дела и ничего не ждать, сказал я, снова занимая своё место. Мировая слава пришлась бы кстати: Нобелевская премия здорово поправила бы мои дела. Но за лингвистику Нобелевку, кажется, не дают, так что сразу отметаем. А если всерьёз: начинать изыскание с мечтаний о славе — всё равно, что планировать, как потратишь миллион, когда из кармана кроме фиги и достать нечего. Так себе стратегия.
Что ещё? Иногда, чтобы лучше понять, кто ты есть на белом свете, хочется проверить свой максимум — на что ты способен в свои двадцать один, а не когда стукнет тридцать, сорок, пятьдесят. Некоторые идут в горы, ныряют в глубины, кто-то хочет написать гениальную пьесу, а мне интересно вот это. «Интересно» — ключевое слово. Никто не знает, откуда берётся его увлечение к собиранию марок, футболу, рыбной ловле, математике или миграциям птиц. Интересно, и всё тут.
А если уж говорить совсем откровенно… Женщинам важно выглядеть привлекательно не только для окружающих, но и в собственных глазах, верно? Мужчинам тоже важна уверенность в себе, в своих силах. И у меня сейчас с этим не очень хорошо: последние месяцы здорово пошатнули мою самооценку. Мне не хватает осмысленности существования и самоуважения. Так что — да, тут я вещь-в-себе, и мне очень важен результат.
Интеллектуальный поиск, если задуматься, странная штука. Обычно люди ищут что-то своё — затерявшуюся вещь, пропавших родственников или друзей, смысл своей, а не чьей-то жизни. Научную истину вряд ли можно присвоить, и всё же для учёного, сделавшего научное открытие, оно становится частью его личной картины мира — вероятно, для её расширения он и отправляется на поиски. Ему необходимо новое понимание предмета исследования — существующего для него недостаточно. Сколько людей поймут и оценят его открытие — важно, но вторично. Главное: его собственная жизнь без нового понимания неполна. Возможно, в какой-то части своего сознания он чувствует сосущую пустоту и хочет её заполнить.
А, может быть, всё не так, и ищут не то, что считают самым важным, а то, что реально найти — то, что ощущают, как лежащее рядом. Вера в достижимость цели — необходимейший мотив поиска. Мной, наверное, она и движет. Тут можно здорово ошибиться и ничего стоящего не обнаружить, но… не попробуешь — не узнаешь.
Как бы то ни было, результат мне важен в первую очередь для самого себя. Люди, когда становятся на весы, ищут не повод похвастать: «Я скинул три килограмма!» — им нужно знать свою текущую физическую форму. Примерно так и со мной. Чем выше окажется наш результат — тем лучше. Мне очень хочется, чтобы мы вдвоём обнаружили то, что до нас не замечали. Но я не жду, что сам из-за этого стану заметнее, и моя жизнь волшебным образом изменится к лучшему. Просто я буду знать, что мне такие вещи по силам, что я — не слабак. После того, как мы закончим нашу работу, я хочу на неделю-две поехать домой и спокойно думать, как жить дальше. Не исключено, что продолжу учиться на юриста — в этом случае вскоре придётся искать работу для оплаты института. А, может, займусь чем-то ещё. Главное: если нам чего-то удастся добиться, найти, открыть, у меня не будет ощущения, что я бегу от обстоятельств — пресловутое «Москва сломала». Когда за спиной есть какое-то достижение, о будущем думается спокойно, без суеты и неуверенности.