Семь незнакомых слов
Шрифт:
— Мне перед вами немного неудобно, — признался я, слегка запнувшись. — У вас таких проблем нет. Вы — умная, красивая, уверенная в себе. Давно определились, чем хотите заниматься. И талантливая — по всему видно, что очень талантливая. Всё при вас, короче. Получается, я вам навязываюсь что ли. А оно вам надо?.. Если не хотите… Вам правда интересно?
Клавдия расправилась с «мимозой» и сидела, подперев щёку ладошкой. Мне показалось, что я слишком долго говорю: при распаковке «внутреннего текста» вскрылись такие повороты, каких у меня вроде бы и в мыслях не было. Про научный поиск — откуда это? И не покажется ли сообщнице, что я просто-напросто умничаю?..
— Я хочу
— В смысле: на спине? Или на плечах?
— Не на улице, конечно. Дома. Это не очень нахально? Если что — я лёгкая.
— Да я знаю, что вы — лёгкая! — развеселился я. — Откуда вам быть тяжёлой? Знаете, что? Мне не терпится вас покатать! Давайте сделаем так: сейчас быстро доедим и…
— Подождите, — придержала она меня, — с этим успеется. Хотите откровенность на откровенность? Для меня вы тоже появились очень вовремя.
В общежитии, в ящичке с поступившей корреспонденцией для студентов с фамилиями на «С», меня ждали целых две хао-открытки — на этот раз из Афин.
«Привет из учебника истории за 5-й класс! — сообщалось в одной. — Агора и Парфенон — да. Остальное — чуть выше среднего.
Правда о Растяпиади: она скрывала, что обожает маслины и оливки (скромничала из-за московских цен). Теперь съедает по дереву в день вместе с косточками. А вечером — беспощадный расстрел унитаза. Хао по-гречески.
Ездили в Спарту. Разочарован. Старые развалины — почти наша Анапа.
А в целом — лучший образ жизни».
Привет, Ярчи! — говорилось в другой. — Не верь Севадопулосу. Случайно проглотила косточку маслины. Чуть не подавилась.
Мне здесь очень нравится. Очень. Апельсины и лимоны растут прямо на улицах и во дворах. Знала об этом заранее, а когда увидела, всё равно не могла поверить. Греки живут в сказке.
Ты редиска, что не поехал с нами. Мы в истории не так сильны. Вернёмся — расскажешь, где мы побывали. Обнимаем!»
Выведенные синей шариковой ручкой буквы, казалось, приветственно машут завитушками, подмигивают и хотят сообщить больше, чем сказано в словах.
О том, что, заполняя открытки, отправители хихикали и обменивались фразами «А ты что написал?» — «А ты что написала?». О том, как им здорово внутри сменяемых друг другом приключений. О том, что сейчас они упиваются каждым днём и каждым часом.
Я впервые искренне порадовался за друзей — но уже какой-то остывающей радостью. Нас разделяло более двух тысяч километров. Главная причина была не в расстоянии, но и в нём тоже: мы отдалялись. Подробности хао-путешествия интересовали меня всё меньше и меньше. Где побывали Севдалин и Растяпа, куда намереваются ехать дальше — какая разница? Что в моей жизни изменится, если они выберут не Рим, а Роттердам?
Намного важнее: что там задумала Клавдия?
У моей девушки имелась ещё одна веская причина отказать мне в знакомстве с её драматургическим творчеством. С некоторых пор она ощущает себя выросшей из своих пьес. Они теперь кажутся ей слегка наивными, ученическими, с излишком пафоса, и показывать их кому-либо ей неловко — несмотря на то, что по одной из них был даже поставлен радио-спектакль (в рамках конкурса молодых драматургов).
Сейчас у неё период внутреннего накопления и роста перед восхождением на следующую ступень. Пока она находится в поиске и ещё не нащупала нужное направление: пишет наброски то в одной эстетике, то в другой, то в третьей — и не пойми, в каком жанре. Некоторые отрывки ей поначалу нравятся, пусть и персонажи странноватые, не из жизни, но день спустя перечитывает, и написанное вызывает отвращение. Плюс ко всему ни один отрывок не желает перерастать в полноценную историю. О чём они? Ей и самой хотелось бы знать. То ли она слишком начиталась абсурдистских и авангардных пьес, то ли мозги у неё сильно опережают жизненный опыт. Иногда она чувствует себя в тупике. И тут появляюсь я со своим ворохом смутных идеей.
Не то, чтобы я сразу покорил её оригинальностью мысли и масштабом замысла. Скорей, от обратного: у неё не нашлось видимой причины отвергнуть мои идеи — определить, что в них не так. А некоторые звучали вполне здраво и даже заманчиво.
Для решения трудных задач она ещё в младших классах придумала приём: представляла на своём месте мальчишку-двоечника — большого, хулиганистого и глупого-глупого. «Это же так просто, — говорила она ему, — весь класс уже решил, только ты остался. Не позорься, пошевели мозгами!» И всем видом показывала, что сама она с задачей справилась одной из первых. Стоило хорошенько отругать тупицу и, как следует поверить, что решение ей давно известно, как оно действительно находилось.
Со мной приём дал осечку — то ли хулиганского во мне недостаточно, то ли глупости не хватает. А, может, она сама с годами утратила былую хватку, стала гуманнее и отчитывала меня без прежнего задора.
Вообще же для драматургов представлять живых людей героями пьесы — обычное дело. Она на нас так и посмотрела. Пьеса о парне и девушке, бьющихся над загадками языка, ей понравилась больше, чем собственные драматургические опыты. По крайней мере, живая и понятная. Забавно, но раньше ей и в голову не приходило писать о лингвистах и лингвистике — хотя, казалось бы?.. Не видела темы. В моих идеях тема тоже не особо присутствует, слишком всё расплывчато, но, по крайней мере, есть какие-то наметки — пунктир для фантазии.
— Так что выше нос, Алфавит, — Клава ободряюще улыбнулась, кивнула и тут же увлечённо начала снимать вилкой расплавленную корочку жульена. — Я — с вами. Никуда не денусь. Мы — сообщники. Забыли?
— Получается, — сделал я вывод, — у нас теперь есть сюжет, о котором вы говорили?
И снова Клавдия смотрела на меня задумчиво-загадочным взглядом, словно мысленно подвергала испытаниям.
— И да, и нет.
— Это как?
Парень и девушка — просто герои, пожала она плечами, и какая пьеса обходится без них? Их поиски — лишь отправная точка, а что дальше? Сделают открытие — поженятся, не сделают — расстанутся? Таких историй полно в Голливуде, правда, в них речь не о научных открытиях, а о чём-то более приземлённом — например, парню, чтобы жениться нужно выиграть гонку и получить денежный приз. Но здесь это и неправдоподобно, и слишком банально. Нужны другие дополнительные сюжетные обстоятельства. И она их придумала — точней, взяла известный сюжет и адаптировала к нашей ситуации. Очень здорово всё подошло — потрясающее совпадение в деталях. Давно у неё замысел не ложился так удачно в единую канву. Теперь ей было бы неимоверно интересно разыграть придуманное вживую. Но у неё совершенно нет уверенности, что такие сюжеты разрешено воплощать в жизни.