Семь незнакомых слов
Шрифт:
— Всеволод, вы завтра у нас?.. — за обедом Клавдия-старшая вопросительно посмотрела на меня, затем перевела взгляд на внучку. — Клавочка, вас ещё не спрашивала?..
— Точно! — Клавдия-младшая слегка подпрыгнула на стуле. — Алфавит, вы ведь не сошли с ума?.. Новый Год с нами будете встречать? Или собираетесь огорошить «другими планами»?..
Почему-то жутко стесняясь, я ответил: меня пока никуда не приглашали, но когда такая мелочь останавливала наглецов, желающих отпраздновать приход Нового Года вместе со своей девушкой и её бабушкой?
— Вот видишь, —
Обе удовлетворённо кивнули и тут же уточнили, будет ли мне комфортно спать на раскладном кресле, стоящем тут же в столовой? Оно мягкое и в отличие от кожаного дивана вполне подходит для моего роста.
— Э-э… Да зачем?.. — всё глубже проваливаясь в смущение, я объяснил: такие хлопоты ни к чему. Метро завтра будет работать до трёх ночи: посидим за столом, отпразднуем, и я прекрасно успею вернуться в общежитие.
Ещё ничего не случилось, а Клавдия Алексеевна уже распереживалась: как же они отпустят меня одного в ночь, когда вокруг много пьяных, и мало ли что? Можно попробовать вызвать такси по телефону, но в новогоднюю ночь до них вряд ли удастся дозвониться. К тому же общежитие («Клавочка говорила») не рядом с метро: как я собираюсь добираться от станции? Пешком — среди стольких опасностей?
— Бабуля, не волнуйся, — моя девушка решительно остановила поток возможных злоключений. — Он останется.
В кабинете она устроила мне выволочку: что я за бука такой? Мог бы и пощадить пожилого человека: бабуля не сможет уснуть и будет страшно переживать, пока я не доберусь и не позвоню. Зачем устраивать такую нервотрёпку?
— Вы всё ещё обижаетесь? — Клава испытующе заглядывала мне в лицо. Я пожал плечами: как объяснить, что нам с ней лучше не ночевать в соседних комнатах? — Погодите, — она выскочила из кабинета и вернулась меньше, чем через минуту. — Рвите!
Я повертел в руках тонкую бирюзовую блузку и вернул её хозяйке: когда-нибудь потом. Если у нас дойдёт до «сладкого», мне хотелось бы разорвать эту одёжку непосредственно на Клаве.
— Говорят: сильно заводит.
— Хм, — словно примеряя, она прислонила блузку к зелёной водолазке, и посмотрела так, словно я уже учудил нечто несуразное. — Какие у вас, однако, фантазии. Ладно. Я обещала вам сюжет. Садитесь. Только потом не говорите: «Боже, с кем я связался!»
— Не прошло и тридцати пяти лет, — фраза прозвучала не так добродушно, как я хотел.
— Не сбивайте меня, — сообщница подтолкнула меня к кожаному дивану, а сама начала вышагивать перед ним вправо-влево, как лектор перед публикой. Я выжидающе следил за её перемещения, переплетя руки на груди. — Мне надо собраться с мыслями. Вы читали «Игру в бисер»?
— Не довелось. А что?
— И Борхеса тоже нет? Жаль, мне было бы проще объяснить…
Её сюжет сложился из трёх разных частей — таково было вступление. Они никак не связаны друг с другом. Оттого, наверное, всё вместе производит странное впечатление.
Первая часть идёт с отроческих времён, когда её поразил рассказ об египетской царице Клеопатре. На одном из пиров та пообещала провести ночь с любым желающим мужчиной и подарить ему всё своё искусство любви, но с условием, что на утро его казнят. И таким соблазнительным показалось её предложение, что сразу несколько человек вызвались стать любовниками на одну ночь.
Кровожадность и жестокость моей девушке уже тогда не были присущи. Она ни секунды не хотела оказаться на месте египетской царицы. И всё же не столько понимала, сколько чувствовала: венценосная распутница оставила в истории идеал желанности, а такого рода идеалы притягательны — особенно для неокрепших умов. Как совместить карающее условие Клеопатры с гуманистическими ограничениями — чтобы никто не умирал, и желание возникало не у всех подряд, а только у тех, кто и ей симпатичен? Клава раздумывала над этим совмещением несовместимого до тех пор, пока не начала ходить на свидания с мальчиками. На пути к спальне (пришлось узнать ей) встречается столько мелких неидеальных препятствий несовместимости, что идеал, как правило, тускнеет задолго до сексуальной проверки.
Она уже почти и забыла о подростковых мечтаниях, но тут в её жизни появился человек, сильно смахивающий на героя из Достоевского (это уже вторая составная часть сюжета). Когда мы с ней разругались с намерением больше не видеться, Клава решила для утешения оскорблённых чувств найти моего книжного прототипа и поначалу взялась просматривать самые известные романы — «Униженные и оскорблённые», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы»…
— «Идиота», — вкрадчиво подсказал я.
— «Идиота», — кивнула она на ходу.
Результаты поисков оказались противоречивыми: в целом похоже, в частности — нет. И тогда её осенило: конечно же, «Игрок»! Она начала перечитывать, и наткнулась на предложение, которое в при первом прочтении (ещё в школьные годы) прошло незамеченным.
— Вы читали «Игрока»? — посреди очередного прохода туда-сюда Клавдия, остановилась напротив меня. Я помотал головой. — Да что ж вы ничего не читали? — упрекнула она. — А ещё Алфавитом зовётесь!.. Если коротко: главный герой по уши влюблён, одновременно одержим страстью к рулетке и из-за этого весь такой взвинченный, постоянно на нервах.
— Чем же это похоже на меня?
— Помните, вы предложили мне сыграть в игру? И проигрались в пух и прах? Прямо как он: всё совпадает! С учётом обстоятельств, конечно.
— И что там за предложение?
— Необычное, — она приподняла нос кверху, припоминая, и процитировала: «И однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль».
— Разве имя сделано из земли? Как оно может превратиться в пыль?
— Это же метафора, Гений!
Третья часть идёт от её теперешних размышлений о жизни и искусстве — где они пересекаются и пересекаются ли вообще. Например, музыка. Нельзя сказать, что какие-то сочетания звуков — пенье птиц или шум городского транспорта — композитор подслушал в жизни и переработал их в произведение. Есть исключения вроде «Полёта шмеля», но очень редкие. Понятно, что композитором движут личные переживания и размышления, но он изначально имеет дело с нотами — искусственно разработанной системой звуков, и ориентируется на музыкальные инструменты — специально изготовленные предметы. Звучание скрипки, рояля, саксофона, гитары — уникально, его не извлечёшь ниоткуда, кроме, как из них самих же.