Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин
Шрифт:
— Вот золото! — Человек подал, широко протянув руку, мешочек своему повелителю.
Мубарак взял мешочек и бросил, немного размахнувшись, на колени Офонаса.
— Пересчитай монеты! — приказал Мубарак.
Но Офонаса осенило. Он теперь ясно понимал, что надобно говорить, как надобно поступать...
— Я осмеливаюсь ослушаться тебя, мой господин! Я не стану пересчитывать эти монеты. Ежели ты отдаёшь их мне, то я хочу отдать их этому твоему человеку. Пусть он разделит это золото меж теми, которые спасли меня, вытащив из ямы...
— Ты слышал? — Мубарак обратился
Человек в несколько шагов приблизился к Офонасу и, мгновение помедлив, взял с его колен мешочек.
— Не уходи, — попросил Офонас. — Отдай мне мою шапку, она в этих жарких краях — единственная память о моей родной земле, где до того холодно, что люди одеваются в меха...
Человек поспешно отдал шапку в руки Офонаса.
— Иди! — приказал Мубарак.
И его человек быстрыми шагами ушёл.
— А теперь продолжи свой рассказ, — приказал Мубарак своему гостю. — Ты хотел купить еду. Что же случилось дальше?
— Я имел золотые монеты. Я решил добраться до города или селения, где я мог бы поменять одну монету или две на мелкое серебро. Не помню теперь, но мне кажется, я хотел идти в город или крепость или селение, которое, как мне сказали, называлось Лалгандж. Внезапно я увидел процессию. Это ехал правитель Лалганджа со свитой. Один из его приближённых предложил мне продать моего коня за одежду и несколько серебряных монет. Мне угрожали оружием.
Я понял, что не смогу противиться, и бросился бежать, оставив коня. Я бежал не разбирая дороги и упал в яму. Это, должно быть, заброшенный колодец. Твои люди вытащили меня...
Мубарак резко поднялся на ноги и заговорил раздосадованно:
— Лал Сингх, правитель Лалганджа, давно противится моей власти. Я давно должен наказать его. Он — истинный разбойник, а не я!..
И, встретив невольный удивлённый взгляд светло-карих глаз Офонаса, Мубарак засмеялся и сказал:
— Да, я разбойник. Я и мои люди — правим большими землями. Наши владения простираются на три дня пути пешего. Я верну тебе твоего коня и накажу правителя Лалганджа!..
Спустя день Офонасу дали коня, и Мубарак приказал ему отправляться вместе с людьми, которые служили Мубараку.
— Владеешь ли ты искусством сабельного удара? — спросил Мубарак.
Офонас-Юсуф отвечал честно, что знает, как надобно биться саблей...
— Но я не воин. Боюсь, я мало годен для битвы...
— Ты хочешь вернуть коня, уведённого гнусным Лал Сингхом?
Офонас уже и сам не знал, хочет ли, потому что догадывался о цене, в какую обойдётся это возвращение коня. Однако путей для отступления не осталось...
— Да, я хочу вернуть коня, — сказал Офонас тихо.
— Тогда ты должен согласиться со мной. Не будет честно, если мои люди станут сражаться за тебя, для твоей пользы, а ты в это самое время будешь смотреть и ждать исхода битвы.
— Да, это не будет честно, — согласился Офонас, и губы его онемели.
— Мне радостно слышать твои умные слова! — Мубарак похлопал своего гостя по плечу.
Ещё на другой день Офонас ехал на новом коне, вооружённый саблей, в кругу разбойников Мубарака. Офонас не знал, что задумали разбойники. Меж ними были поделены деньги Офонаса-Юсуфа, и потому разбойники говорили с ним дружески. Один из них, приметив тревогу Офонаса, поехал вровень с ним, так что их кони шли голова к голове.
— Не бойся, — говорил разбойник. — Мубарак умён. Мубарак знает своё дело. Если он велит встать в засаде, стало быть, мы можем надеяться на богатую добычу...
«Или на погибель!» — проговорил Офонас в уме.
Солнце припекало. Утро медленно переходило в ясный день. На дороге не было ни единого путника. Это была не та дорога, по которой Офонас прежде вёл Гарипа. Эта новая для Офонаса дорога вела к реке. Повсюду виднелись ямы и большие пещеры. Река поблескивала впереди тёмной блескучей водой. С обеих сторон дороги вдаль уходили ряды деревьев с толстыми стволами. У самой реки Мубарак подхлестнул своего коня, помчался вперёд... Прочие, и с ними и Офонас, ехали медленно. Мубарак скоро вернулся довольный. Всадники укрылись в самой большой пещере. Офонас пытался молиться и понял в отчаянии, что не знает, какими словами, какими молитвами молиться; кому молиться — то ли Христу, то ли Аллаху...
Скоро на дороге показалась повозка, которую сопровождали вооружённые стражи. Мубарак взмахнул рукой. Его люди выскакали на дорогу и преградили путь. Повозка была крытая, и не было видно, кто в ней. Но Мубарак, должно быть, знал. Его люди, искусные и ловкие в своём разбойничьем деле, осыпали стражей повозки дождём длинных стрел. Смуглые сильные руки натягивали тетиву, стрелы летели с жужжанием и свистом. Офонас, не зная, что делать ему, выхватил саблю и вскинул высоко над головой, замахал саблей и закричал без слов:
— А-а-а!..
Стражи повозки поняли, что не одолеют всадников Мубарака, и пустились в бегство. Люди Мубарака не стали преследовать их. Возничий также бежал.
— Эй! — крикнул Мубарак. — Выбирайтесь наружу! Кто в повозке? Выбирайтесь наружу! Выбирайтесь, иначе мы убьём вас тотчас!..
В повозке послышался громкий плач нескольких женщин, стоны и мольбы о помощи.
— Выбирайтесь! — кричал Мубарак. — Выбирайтесь и не медлите!..
Тут завеса повозки приподнялась, и одна совсем юная женщина соскочила на дорогу. Она куталась в покрывало и прикрыла голову и лицо. Казалось, она в страхе. Но это лишь казалось. Она смело встала перед Мубараком.
— Ты — предводитель? — спросила она звонким голосом, не отнимая покрывала от лица.
— Я! — Мубарак смеялся глазами.
— Ты воюешь с женщинами, которые беззащитны. В повозке — младшая супруга Лал Сингха и её служанки...
— О какой беззащитности ты говоришь мне? — Мубарак расхохотался громко. — Разве я виновен в том, что ваши стражники — трусы?! Да, мои люди принудили ваших стражников к бегству, но ведь это позорно для воина — бежать с поля битвы! Люди Лал Сингха не умеют исполнять свой долг воинов...