Семь рыцарей для принцессы
Шрифт:
Он развернулся на каблуках и пошел дальше, к открытым задним воротам.
Герман перелез на территорию училища, не чуя ни рук, ни ног. Перспектива оказаться исключенным не просто вылилась на него холодным душем, она привела его в настоящий ужас. Дело было даже не в Альберте, хотя Гротт знал, на какое место стоит давить. Просто это была мечта. Давняя, любовно хранимая и лелеемая, мечта, к исполнению которой пришлось приложить столько усилий, сколько и представить сложно. Стать магом, даже больше — стать человеком, которого бы уважали и с которым бы считались, человеком, которым бы гордилась матушка
— Смотри, куда прешь, деревенщина!
Герман споткнулся и только благодаря этому нечто пронеслось над его головой, а не столкнулось с ней. Резко пахнуло болотной гнилью и газом. Герман выпрямился и увидел идущему к нему вальяжной походкой Ролана. Главная дорожка скрывалась за деревьями, и здесь, на искусственной поляне, они были одни.
— У меня одиночная тренировка, так что топай отсюда, — грубо выдал он и брезгливо поморщился. — Топай, говорю.
— Первокурсникам запрещено заниматься практической магией самостоятельно, — машинально процитировал технику безопасности Герман, и рядом с лицом пролетел дурно пахнущий снаряд. За спиной противно хлюпнуло и, обернувшись, он увидел стекающую по древесному стволу жидкую грязь. — Земля?
Ролан мгновенно побагровел и сжал кулаки:
— Заткнись! Не смей надо мной смеяться!
Земля считалась самой слабой из Стихий, но Герман и не думал издеваться или что-то вроде того. Он вообще не собирался вступать с давним недругом в диалог. Ничего не ответив, он сделал шаг вперед.
— Никуда ты не пойдешь, пока мы не решим этот вопрос, — преградил ему путь Ролан. Взгляд Германа упал на нашивку. Первый поток.
— Нет никакого вопроса, — Герман вздохнул, чувствуя смертельную усталость. — Мы теперь даже на разных потоках учимся. Просто оставь меня в покое, забудь, что знал меня. Хорошо?
— Ты вообще здесь учиться не должен, нищеброд. Это место для людей другого сорта, еще не понял?
Значит, “другого сорта”? Выходит, Ролану все это время не давало покоя его происхождение?
— А для кого это место? — неожиданно для самого себя жестко бросил он. Небо совсем нахмурилось, и на парк упала тень. — Для разорившихся дворян, вроде тебя? Для тех, у кого гонора больше, чем связей?
— Откуда ты… — Ролан так же резко побледнел, и Герман поспешил обойти его. Но ноги вдруг увязли в чем-то, и он упал в лужу грязи посреди зеленой лужайки. Не стоило труда догадаться, чьих это рук дело. В груди закипела злость, Герман привстал на четвереньки, но ладони и колени заскользили по жиже, и он снова упал на живот.
Ролан противно заржал, довольный собой. Правда, смеялся он недолго.
— Ролан, что ты творишь? — незнакомый голос мгновенно осадил парня. — Применение магии против студентов не в рамках боевой подготовки — сутки карцера. Я доложу об этом инциденте в деканат.
Герман кое-как поднялся, благо большая часть жидкости впиталась в землю.
— Не надо, Вильям! — тон Ролана еще никогда не был столь просящим и жалобным. — Не надо! Этого больше не повторится, не выдавай меня, пожалуйста.
— Пострадавшая сторона? — Вильям, лучший ученик первого потока, обернулся к отряхивающемуся в стороне Герману.
— Претензий не имею, — пробормотал он. С удовольствием бы
Ролан умчался от греха подальше, а вот Вильям задержался. Насыщенно-синие глаза с отстраненным интересом изучили помятого, грязного и раздраженного Германа.
— Я слышал о тебе, но не думал, что самый перспективный по слухам студент второго потока окажется таким. Я разочарован.
Весь его вид будто говорил: “Ты мне не ровня”. Они и внешне были мало похожи. Вильям, хоть и был несколько загорел, имел крупные мужественные черты лица и живой азартный взгляд. Светло-русые волосы гладкими прядями спадали на лоб. Герман пока не мог определиться как он к нему относится, исходя из одного внешнего впечатления, но вслух вынужден был поблагодарить.
— Благодарность ни к чему, — гордо отмахнулся Вильям. — Учись сам себя защищать. И не позорь себя.
В комнату Герман вернулся окончательно раскисшим, к тому же от него издалека несло болотной вонью. Его встретила подозрительная тишина, Рене и Берта в комнате не было, Дзюн и Ситри вроде бы тоже.
— Где все? — только и смог он спросить, поежившись под ледяным взглядом Стефании. Девушка склонилась над большой раскрытой коробкой, но поспешно запихнула содержимое внутрь и поднялась. Волна осуждения прокатилась по комнате.
— Понятия не имею, — она подошла к окну и демонстративно распахнула. — От тебя воняет. Пошел вон.
Из-под наскоро наброшенной крышки торчал уголок дорогой нарядной ткани с вышивкой. Стефания вернулась, сердито схватила коробку и запихнула под кровать.
— Стефания…
Девушка резко выпрямилась, поморщилась и пронеслась мимо в открытую дверь. А на столе осталась лежать позабытая сухая ромашка.
Урок 24. Красавица в беде одинаково действует на всех мужчин
Время бала в честь пройденной магической инициации наступило незаметно. Административный корпус располагался недалеко от парадных ворот и отделял собой закрытую территорию училища от общественной зоны. Гостям открывался чудесный вид на ухоженный парк, разбитый по обе стороны подъездной аллеи. Свет горел во всех окнах, и было светло как днем. Для проведения торжества избрали просторный конференц-зал на втором этаже, отдав часть соседних помещений под кухонные нужды, и по коридору разносились одуряюще вкусные ароматы.
Сам конференц-зал в этот вечер было не узнать. Длинные столы для фуршета тянулись вдоль стен, освободив место для будущих танцев. Вместо кафедры выступающего соорудили роскошную сцену для официальной части, и, судя по всему, кто-то уже готовился произнести речь.
Герману было здесь очень неприятно, как и во всяком людном месте, а уж людей тут хватало с излишком. Собрались лучшие студенты практически всех образовательных учреждений Визании, а их было немало. Белые мантии инквизиторов особенно выделялись, впрочем, парадная голубая униформа гражданских медмагов тоже привлекала к себе внимание. Герман поборол желание сморщиться, будто проглотил целый лимон и потянулся поправить узел галстука. Украшение ему нравилось, несмотря на явные неудобства, но это скорее с непривычки.