Семь рыцарей для принцессы
Шрифт:
— Спасибо, — проронила девушка и подняла голову. Зал был погружен в искусственный полумрак, разгоняемый цветной подсветкой, бросающей на пол и на фигуры людей рисунки из замысловатых узоров. Красный луч скользнул по ее лицу, и темные раскосые глаза наполнились глубоким винным цветом, став почти багровыми.
— За что?
Она обхватила его обеими руками за пояс и, вдруг вытянувшись на носочках, быстро поцеловала в щеку. Из головы внезапно исчезли все мысли, руки безвольно опустились, скользнув по гладкому черному шелку, и Герман понял, что совершенно не знает, как реагировать. Знал, как
Дзюн будто специально потянулась к нему бархатистой нежностью, той, которую она никогда бы не показала внешне, и ушла прочь, не оглядываясь. Герман решил ее не преследовать, как бы сильно не хотелось. Он лишь проводил девушку задумчивым взглядом и вздохнул. С прекрасным полом ему сегодня определенно не везло, как ни крути.
— Гера, ты конченый неудачник, — все-таки радостно сообщил ему Рене, дождавшийся момента, и похлопал по плечу. Глупо было бы надеяться, что он не заметил досадного инцидента. Наверняка ведь наблюдал поблизости и хихикал.
— Не пошел бы ты, — совершенно неделикатно посоветовал Герман и, сбросив его руку, отправился на поиски Альберта. Дзюн взбаламутила ему мысли, но не стоило забывать, ради чего он терпит все эти неудобства.
Столовая и в обычные дни казалась огромной, но сейчас будто увеличилась еще втрое. Кружащиеся в танце пары мешали продвижению, в какой-то момент стало видно, как Берт оживленно болтает с какой-то девушкой у дальнего окна, угощает ее коктейлем, смеется и выглядит довольным жизнью. Флиртовал он совершенно неумело, но искреннее, и девушка, похоже, наслаждалась обществом. Вот, даже Берт не растерялся, а Германа отшили дважды за вечер. Может, Рене был прав в своей нелестной характеристике?
Столик у окна загородила парочка инквизиторов, музыка стала бодрее, все потянулись в центр зала, и Герман поспешил скрыться подальше и переждать. Вместо привычной головной боли разум сковывало отупляющее оцепенение, хотелось забиться в угол и просто дождаться утра, когда все разойдутся и можно будет вернуться в свою комнату. Так бы и было, если бы не Альберт.
Герман покинул шумный зал и решил углубиться в один из подсобных коридорчиков, но с досадой обнаружил, что подобная идея пришла в голову не ему одному.
— Тсс… Тихо. Ты же не хочешь вопросов?
Герман замер, но шаги приближались, и пришлось отступить в тень. Возможно, его не увидят, и он незаметно уйдет обратно.
Но эти двое остановились как раз недалеко от его укрытия, как назло.
— Надоело, — этот безэмоциональный голос Герману тоже был знаком. Он чуть сместился в сторону и увидел, как два курсанта первого потока разговаривали в круге света одинокой лампы. Зигфрид и Фо.
— Да брось, ты же понимаешь. Если отец узнает, заберет меня отсюда.
Зигфрид привалился спиной к стене и положил ладонь другу на талию. Фо сделал шаг вперед, почти прижимаясь к его груди, будто собирался сказать что-то на ухо. Возможно, это и правда был какой-то важный секрет, потому что юноша привстал на цыпочки и потянулся к лицу Зигфрида, и тот наклонил к нему голову. Не желая становиться свидетелем чужих разговоров, тем более таких
— Слышь ты, вуайерист, там твоя баба сейчас всех крушить начнет. Или я ошибаюсь, и она не твоя? В любом случае, без кровищи не обойдется.
Герман побледнел:
— Что значит, крушить? Какая такая… баба? — он бросил виноватый взгляд на двоих парней. — Прошу прощения за беспокойство. Рене, рассказывай по порядку.
И он за локоть потащил Рене обратно в зал.
По дороге тот успел вкратце обрисовать ситуацию, и выходила она не то жуткой, не то смешной, сразу и не скажешь. Стефания-таки нарвалась на ненавистных этих. Попросту говоря, ей все же сделали замечание по поводу внешнего вида, и едва ли в деликатных выражениях. На самом деле Герман испугался, что коллективное желание шлепнуть смелую девицу по заду было кем-то успешно реализовано. К счастью, до этого пока не дошло.
На первый взгляд ничего особо не поменялось — играла все та же музыка, пары танцевали, одиночки сметали закуску с фуршетных столов. Но где-то позади этой милой картинки сплелись в клубок не самые приятные эмоции. Тошнотворный запашок превосходства был отлично знаком Герману с раннего детства, так пахли те, кто считал себя выше остальных. Сейчас один такой парень со снисходительной усмешкой важной по праву рождения персоны глядел на Стефанию. Вульгарный камзол малинового цвета, спесивое выражение лица, масляно блестящие глазки, которых Герман не видел издалека, но прекрасно себе представлял. Вокруг него клубилось глухое раздражение Стефании.
Девушка была невероятно зла.
— Да кто ты такой, чтобы меня судить? — с вызовом спросила она, тряхнув косами. Щеки раскраснелись, делая ее куда более милой, чем привычная хмурая мина. — Не нравится, гуляй дальше.
Ситри стояла за ее спиной, но помалкивала. Похоже, исполняла приказ, потому что явно была недовольна, но сдерживала себя.
— Из тебя никогда не получится настоящей женщины, — глумливо протянул этот хлыщ, и его группа поддержки согласно закивала. Как это все знакомо. — Думаешь, зачем вы, девчонки, тут вообще нужны? Чтобы здешним парням скучно не было. Улыбаться и быть приветливыми — вот все, что от вас требуется.
Тут даже Герман вскипел и готов был немедленно вмешаться, тем более что остальных людей перепалка совершенно не интересовала, как будто так и надо. Однако Рене его удержал, загадочно шепнув: “Подожди малек”.
Стефанию затрясло, но она все равно остановила начавшую недвусмысленно разминать кисти подругу. От сверкающих, как снег на солнце, чувств у Германа едва не заслезились глаза. Стефания была слишком яркой для него.
— Значит, по-твоему, нам не место в военном училище?
— Естественно. Так сама природа распорядилась, — хлыщ назидательно ткнул в воздух бледным пальцем. — Вы слабые, и нуждаетесь в нас. Вы от нас зависите, просто признай это и подумай над своим поведением.