Семь с половиной женихов Евангелины
Шрифт:
С другой стороны, жестоко уязвленный равнодушием Евангелины к собственной персоне, гном жаждал отомстить. В своих мечтах он был огромным, сильным и героическим. На шею ему вешались девушки и дарили цветы. И он сгребал их в охапку, и тащил на танцы, провожаемый несчастным взглядом одинокой, всеми брошенной Евангелины.
– И не пр-р-роси!
– небрежно бормотал гном, трясясь на стуле, который отчего-то перешел на бодрую рысь.
– Я не вер-р-рнусь к тебе! Впрочем, если хорошо попросишь... я, так и быть, подумаю. Но не вер-рнусь, ха-ха-ха-ха!
Он так
Содержимое фляжки он позаимствовал у своего хозяина, дракона Роланда, когда пиво кончилось. Дракон пива не пил, а та темная жидкость, которая обманчиво пахла сладким шоколадом, и которую Ромео перелил тайком в свою фляжку из хрустального графинчика, огнем обжигала глотку гнома и дважды валила его со стула в траву.
Стул, фыркая, нехотя возвращался к поверженному герою, у которого перед глазами звезды плясали, гном вскарабкивался на бархатную подушку на сидении с криком «всех убью, один останусь!», и путешествие во мрак продолжалось.
Третье падение было фатальным; Лора, вырвав поводок из рук гнома, со скрежетом скрылась в ночи. Стул, топоча ножками по тропинке, исчез в неизвестном направлении, и гном остался один посреди леса. Один, пьян, и побит о землю при падении.
Впрочем, не один.
Из-под ближайшего куста на него смотрели огромные желтые волчьи глазища. Внимательный гном, хорошо видящий в темноте, даже рассмотрел оскаленные недобро клыки, и недоброе рычание тоже расслышал.
– О, Берни, - сказал нетрезвый гном, не отдающий себе отчета в том, как далеко его стул унес от места стоянки.
– А ты чего тут один, под кустом, глаза пучишь? Тоже живот крутит?
Рычание перешло в захлебывающееся от злости, и гном задом наперед начал отползать от кустов, трезвея и понимая, что под этим кустом крутит живот не Берни.
– Ну, чего ты, чего, - бормотал гном, по мере того, как из-под красивого орешника выступал огромный волчище. Намного массивнее Берни. Намного темнее его. И намного злее.
– Ты волк или. еблеборотень?
Услышав ругательство, волк огрызнулся, вздыбив загривок, и гном кивнул:
– Еблеборотень.
– Я тебе сейчас твои дрянные слова, - порычал Дикий Оборотень очень грозно, - смешаю с дорожной грязью и заставлю съесть! А поганый твой язык вырву и подотру им свою задницу!
– Па-ма-ги-те!
– заверещал гном, до которого сквозь хмель все же дошли все риски и последствия его необдуманного поступка. Больше всего он сожалел о нанесенном оскорблении, ведь как знать, если б не оно, то оборотень бы на него и не напал. Может быть.
– Пожир-р-рают!
И он рванул на своих коротких, но шустрых ножках прочь от волка, от тропинки, в лес, в чащу.
Оборотень радостно рванул за ним, рассчитывая на быструю победу.
И у него были все шансы догнать Ромео в три прыжка, если б не маленькая, но отважная Лора.
Поскрежетывая, она опасно, коварно и хищно вынырнула из придорожной травы и в великолепном капканьем прыжке схлопнула челюсти на волчьей лапе. С опытностью бывалого воина, закаленного во многочисленных боях с верткими и хитрыми противниками, она провела какой-то неуловимый прием, от которого огромный и сильный оборотень взвыл не своим голосом и повалился в траву.
Он кувыркался и крутился, время от времени пытаясь ухватить Лору зубами, но тщетно. Никакого вреда волк капкану причинить не смог, только розовый бантик на шлейке обтрепал.
– Хе-хе-хе, - сказала маленькая, но сильная Лора, не разжимая зубов.
– Так-то вот!
– проорал зловредный гном, увидев, что враг его повержен и страдает.
– Знай наших! Глупый шер-р-рстяной мешок!
Гном очень, очень любил ругаться и дразнить тех, кто не может его наказать за его острый язык.
И наказание за это настигало его, как правило, очень быстро.
В этот раз даже быстрее обычного. Когда в темноте вспыхнули еще одни волчьи глаза и блеснула белая шерсть. И стало сразу ясно, что это не Берни.
– Ай-я-я-я-яй!
– заверещал гном, мгновенно переключившись из режима радости в режим жуткой паники.
– Па-ма-ги-те!
– Убери свою железку, - рычал белый волк, наступая на гнома.
– И тогда, может быть, твоя смерть будет легка!
– А-а-а-а!
– орал Ромео, не замолкая.
Белый оборотень, не произнося ни слова, одним прыжком достиг гнома и прижал его к траве, лапами придавив ему грудь. Его оскаленная пасть была близко от лица Ромео, острые зубы стучали от злости, едва не прикусывая рыжую бороду.
– Я тебе глотку перегрызу, - злобно рыкнул волк.
– Убирай свой капкан...
В лесу раздался воинственный клич, и Берни в великолепном прыжке сшиб белого волка с груди Ромео. Волк покатился по земле, но очень быстро пришел в себя и вскочил на лапы, огрызнувшись на смелого оборотня, который был чуть ли не вдвое меньше него.
– А-а-а-а!
– вопил, не замолкая, гном, отползая задом наперед от дерущихся.
– Берни, вали этот меховой мешок! Чего ты раскланиваешься с ним?!
Но сказать «вали» очень легко, и очень сложно завалить. Противники, взъерошив загривки, рыча, показывая зубы, медленно кружили друг напротив друга, выбирая момент для нападения.
– Да что ты перед ним р-р-реверансы крутишь, как перед дамочкой на званом вечере!
– орал неугомонный гном, злясь, что соперник Берни попался не из робкого десятка и не сбежал сразу.
– Прыгай, прыгай на него! И за загривок его, за загривок! Я добью его своими могучими р-р-руками!
Но у Берни была своя стратегия, которая гному совершенно не нравилась. Ему казалось, что оборотень сейчас потеряет всякий интерес к Берни и снова накинется на него, на Ромео.
– Кусай его за горло!
– верещал гном, топоча пятками в траве и подпрыгивая от нетерпения на заднице.
– Что ты нюхаешь его, как томную сучку?! Вырви ему сердце!