Семь тысяч с хвостиком
Шрифт:
Гости подошли к столу и уселись напротив управляющего. Лях и черкашин молчали, а заговорил вновь Акиня.
– Вели мы беседы с товарищами твоего хозяина Андрея Денисова сына. И дано нам было им соизволение выслушать нас через тебя, Архип Иванович.
– То ведомо мне, слушаю вас, - кивнул головой управляющий.
– Надобно нам пищалей, да мушкетов, да пистолей кремниевых вашего завода.
– Делаем мы онное, сколько надобно? – кивнул головой Архип.
– Мммм… десять сотен…
– Сколько? – удивился Архип.
– Десять, - твердо ответил Акиня.
– Вы что же это, войско желаете вооружить?
– Имеется надобность в таком количестве, - уклонился от объяснений боярский сын. – Кроме того, желаем пулей бочонков сто.
– Уж не к баталии великой
– До стрельбы мы сильно охочи, - опять уклонился от ответа Акиня. – Сказывали мне, что Андрей Денисович, был не супротив такого заказа.
Архип и вправду получил распоряжение хозяина, в котором тот приказывал удовлетворить все просьбы боярского сына. Но о таком крупном заказе тот его не извещал, впрочем, и не должен был. Его, управляющего, решения хозяина не должны были касаться, он обязан был строго исполнить веления Виниуса.
– Что ж, это возможно, но склады наши зараз пусты и такого количества мы не наберем.
– А сколько вы сможете зараз нам отдать?
– Надобно посчитать, - Архип взял одну из амбарных книг и, раскрыв ее, полистал в поисках нужной страницы. Найдя то, что было ему необходимо, он стал водить пальцем по строчкам и что-то высчитывать. Наконец, он захлопнул книгу и положил ее на прежнее место. Все это время ночные гости молча и терпеливо ожидали его ответа. – Зараз у нас наберется две сотни пищалей, три десятка пистолей и мушкетов токмо полсотни.
– А к какому времени завод наделает остальные пищали?
– Ну, не раньше, чем к рождеству, и то это ежели все остальные заказы пустить побоку… А точнее чего и сколько надобно?
– Десять сотен пищалей, пару сотен мушкетов и пистолей хотя б сотню.
Архип взял со стола небольшого размера книгу и вписал пером цифры, что называл Акиня Петрович.
– Мне надобно доложить Андрею Денисовичу. Я человек маленький, не могу решать такие дела без его ведома.
– А имеющиеся на складах пищали мы можем забрать и когда?
– Не знамо, решает все Андрей Денисович. Завтра я ему отпишу и отправлю с посыльным в Москву, там тепереча мой хозяин. Покамест он ознакомится и отпишет мне указания…думаю дней через пять я смогу дать ответ…
– Архип Иванович, наше дело щекотливое и довольно тайное, как ваш гонец попадет в беду? Может иным способом можно решить наше дело?
– Не изволь беспокоиться, Акиня Петрович, все дела нашего завода сугубо тайные и не терпят оглашения, посему все наши донесения сокрыты от посторонних глаз, ни одна живая душа не сможет прочитать наши письма, потому как тайными знаками они писаны. Не терзайтесь! – успокоил управляющий своего гостя, он не соврал ему так как все обстояло именно так. Вся переписка велась тайными знаками, о коих ведали только несколько самых преданных людей. Даже в случае если гонца хватали верные государевы слуги, то и в этом случае, погибая на дыбе он не мог бы ничего сказать, так как не знал ничего, акромя адреса, куда он должен был доставить донесение, изложенное непонятными закорючками.
Но и всей правды управляющий тоже не сказал. Так было велено ему хозяином. Ни в какой Москве Андрей Денисов сын не обитал в эти дни. Жил он себе преспокойненько в своем поместье, что раскинулось в полсотни верстах от железоделательного завода. А наказал он Архипу так говорить оттого, что не хотел любой случайной огласки. Остерегался Виниус, знаток придворной политики открыто участвовать в ней на какой бы то ни было стороне, акромя государевой. Негоже ему было хоть и тайно встречаться с ворами и разбойниками, что удумали учинить крамолу. Ведал он, что все тайное всегда становится явным. А коли так, то и его участие на стороне Шеина могло стать явным. А поди угадай, кто в итоге одержит верх. Может не одолеет Шеин боярина Морозова, что тогда? Вот и поручил он вести все дела с заговорщиками через своего управляющего, сказавшись в далеком отъезде по делам нетерпящим отлагательства.
– Так как нам поступить, Архип Иванович? – спросил Акиня. – Как нам узнать о решении Андрея Денисовича? Не с руки нам ехать к тебе понапрасну.
– Так это зачем же ехать ко мне понапрасну? Ты скажи, милчеловек, где тебя искать, я тебе человека и пришлю с бумагой. В ней-то ты и узнаешь о решении.
– Добро, пусть ищет меня твой посыльный в Петровской слободке, тама я буду обитать. А как же мне прочесть письмецо твое, коли будет писано оно тайными знаками?
– Не изволь беспокоиться, батюшка, письмо то будет писано обычными буквами и смысла в нем тайного не ожидай. Изложу я в нем желание видеть тебя, али наоборот отказ в приглашении. Да вот ешо что! Запамятовал я спросить тебя! Как платить думаешь? Сребром, золотом, монетами какими европейскими?
– Деньги имеются, имеется и золотишко, как прикажет Андрей Денисович, тем и расплачусь. Назови токмо количество, - Акиня Петрович похлопал себя по боку. На котором висел мешочек с монетами, которые издали приятный звук.
– Ну добро. В том письме указывать не буду, беспечно сие указание. Скажу только, чтобы приезжал, а уж при встрече о цене и договоримся поди.
– Добро, Архип Иванович! – Акиня встал, а вслед за ним и его товарищи, - За сим прощаемся мы с тобой! Почивать давно уж пора и тебе и нам. Ладно поговорили пора и честь знать. Кланяйся за нас Андрею Денисовичу.
– И вам доброго пути! – попрощался управляющий и крикнул караулящему неподалеку от двери своему холопу. – Панкратка, бездельник! Проводи господ до двора!
Дверь отворилась и в проеме показалось заспанное лицо Архипова холопа, видно он прикорнул пока управляющий вел беседу с гостями.
– Слушаюсь! – поклонился Панкрат своему хозяину и застыл в ожидании. Когда гости выйдут из дверей. – Прошу…
Он высоко поднял тусклую свечу над собой так чтобы она хоть как-то освещала путь и осторожно пошел впереди, указывая дорогу ко двору, на котором их заждался Никифор, греющийся от тепла лошадей.
Оставшись один, Архип Иванович не спешил идти почивать. Ночная встреча с крамольниками не на шутку его встревожила. И было отчего потерять сон! Практически он становился соучастником заговора, а это означало, что если заговорщики потерпят неудачу, то его роль во всем этом деле станет очевидной и отсечения головы не миновать. Читал Архип Соборное уложение и хорошо запомнил: «А буде кто, сведав или услыша на царьское величество в каких людях скоп и заговор или иной какой злой умысел, а… про то не известит… и его за то казнити смертию безо всякия пощады». Мог и должон он был совершить извет. Но в этом случае его тоже ничего доброго не ожидало. Вообще, как грамотный человек, Архип знал об изветах все. Он знал, что он мог донести написав, так сказать направить сигнал или сообщить явочно. Писать нужно было либо воеводе, либо губному старосте, либо своему голове, то есть самому Андрею Денисовичу. Архип знал и другой способ донести, так делали многие, он слышал об этом. Изветчик приходил в какое-нибудь людное место и начинал, привлекая к себе всеобщее внимание, громко кричать «Караул!» и затем объявлял, что «за ним есть слово и дело». Но громогласные заявления доносчиков о государственном преступлении сыск не одобрял и это было ведомо управляющему. В государевых разбойных приказах, «где тихо говорят», шума не любили. Кричать «слово и дело!» разрешалось лишь в том случае, если не было возможности донести «просто», без шума, как должно и где надлежит. Анонимные же доносы категорически запрещались. Каждый извет должен был быть персональным, то есть иметь автора-изветчика, который мог доверить содержание доноса властям. Писать, присылать или подбрасывать анонимные доносы – «подметные» письма – это серьезное преступление. Авторов таких изветов государевы слуги выявляли и наказывали, а само подметное письмо палач торжественно предавал сожжению. Этот обряд, как считалось символизировал уничтожение анонимного, то есть, возможно, происходящего от недоброго человека или вообще не от человека, зла. Знал управляющий железоделательного завода и что негоже долго раздумывать и откладывать извет. Запоздалые изветы вызывают недоверие властей. Изветчик обязан донести сразу же после того, как он услышал о непристойных словах, того ж дни. А ежели в тот день, за каким препятствием донесть не успеет, то, конечно, в другой день… по нужде на третий день, а больше отнюдь не мешкать!