Семь тысяч с хвостиком
Шрифт:
Служба уже закончилась и в церкви никого кроме настоятеля он не встретил, да и тот, как-то неприязненно посмотрев на вошедшего, поспешил скрыться за алтарем. Боярский сын, войдя, перекрестился и прошел к иконе всех святых. Здесь Акиня склонил голову перед ликами святых и стал тихонько шептать молитву, что выучил в детстве и всегда произносил во времена тяжкие и ратные:
– О, великие Христовы угодницы и чудотворцы, - шептал он, осеняя себя крестными знамениями, - святый Предтече и Крестителю Христов Иоанне, святителю всехвальный апостоле и наперстниче Христов Иоанне, святителю отче Николае, священномучениче Харлампие, великомучениче Георгие Победоносче, отче Феодоре, пророче Божий Илие, святителю Никите, мучениче Иоанне Воине, великомученице Варваро, великомученице Екатерино, преподобный отче Антоние! Услышите мя, вам молящегося, раб Бошиий Акиня. Вы весте наши скорби и недуги, слышите воздыхания множества
ГЛАВА 14.
Софья из комнаты матери пришла сразу к себе. Она вдруг вся превратилась в легкое небесное облачко, белое и пушистое, несущееся по воздуху, не касаясь бренной земли. Девушка впечатлилась знакомством с приятным и даже красивым молодым человеком, прибывшим в их такой скучный город аж из самой Москвы. По общению за столом она сделала о нем свои выводы. Он показался ей человеком очень даже неглупым, настойчивым и самостоятельным, не то, что знакомые ей досель молодые люди ее круга, вернее допущенные в ее круг батюшкой, рассчитывающие на богатство своих отцов. Этот явно добивался в жизни всего сам и достиг определенного положения и уважения, о котором местным увальням даже мечтать было не можно. Вон, как папенька перед всего лишь сыном боярским лебезил, неспроста ясно!
Софья Ивановна влетела в светелку, закрыла за собой дверь и зажгла свечи в канделябре, что привезен был ей в подарок, как вещь для вечернего чтения из далекой Италии и комната наполнилась мягким теплым светом. Очертания предметов в комнате сгладились, приобретая некую таинственность, а порой бегающие пламени свечей колыхали тенями отчего девушке казалось, что вот-вот образ суженного оживет, Софья с удивлением смотрела на все, что ее окружало. Все было вроде бы прежним, но что-то уже изменилось. Что-то появилось новое, но не в комнате, а внутри нее. Что-то росло и крепчало в душе воеводской дочери, воспитанной на книгах Сервантеса, Лопе де Вега, Дэ Юрфе, Сореля, поэзии Луиса де Гонгоры, Ж.-П. Камю и Ж. Спонда.
Но сейчас ее не занимали бесспорно выдуманные жизни, сюжеты, комедии и трагедии французов, да испанцев, он сама вступала во взрослую жизнь и на ее горизонте появился живой человек, причем он был не каким-нибудь развязанным европейцем, а строгим, пока непонятным, но красивым и загадочным русским дворянином.
Хоть московский гость и занимал всю ее изнутри, она постаралась больше пока о нем не думать. А что лучше отвлекает от своих переживаний? Конечно переживания литературных героев! На их примере девушки учатся любить и мечтать. Для чего девушка взяла очередную новую книжку и легла на кровать. Эта книжка была куплена ей папенькой в Москве и привезена совсем недавно, но Софья уже успела ее прочитать почти всю. «Повесть о Савве Грудцыне», так называлась книжка и рассказывала она читателю о беде богатой купеческой семьи Грудцыных — Усовых. Действие начиналось «в лето от сотворения миру 7114-е», когда пал Лжедмитрий, и продолжалась жизнь семьи аж до осады русскими войсками Смоленска. В центре повествования и внимания автора было, конечно Чудо, он рассказывал о юноше, который продал душу дьяволу, потом покаялся и был прощен. Принцип книги был для Софьи ненов, схема обычной: прегрешение (несчастье, болезнь) — покаяние — отпущение греха. В книжке рассказывалось, как безнадежно влюбленный отрок взял у чародея письмо к дьяволу и пошел ночью к языческому капищу, где кинул письмо в воздух, призывая дьявола. «Духи лукавства» привели его к сатане. Тот, сомневаясь в твердости обетов, которые христиане дают дьяволу, отобрал у отрока особое «написание»-обязательство. Затем герой женился на своей возлюбленной. Жене сообщили, что ее муж не ходит в церковь и не принимает причастия. Отрок открылся жене, и та обратилась за помощью к святому Василию. Святой затворил отрока «внутрь священных оград» и молится за него. После долгой борьбы с бесами и сатаной Василий победил;
Но кроме этого религиозного события сюжет был полон различными персонажами, героями и ворами, романтическими приключениями, дальними путешествиями с бурями и кораблекрушениями, в повести похищали детей, купцы испытывали верность своих жен во время отлучек. В общем книга читалась довольно интересно, хотя и предсказуемо. Уже начиная читать, Софья знала, чем все закончится, но так писались почти все русские книги. В этой повести было хоть какое-то разнообразие и вольность, в отличие от книг про князей, воевод и других государевых верных слуг.
Утомившись чтением, молодая боярыне кликнула двух дворовых девок, что служили ей, и с их помощью она стала готовиться ко сну. Ей расплели косу, помогли снять наряд и полили теплой, специально подогретой водой, на руки, когда Софья решила умыться и смыть подкрашенные щеки, очерненные брови и ресницы. Эти средства для улучшения красоты ей также привез папенька из путешествия в Европу. Когда барыня приготовилась ко сну, девки поклонились и ушли, оставив Софью мечтать о боярском сыне Романцеве Тимофее Андрееве сыне.
Незаметно к ней пришел сон и Софья, не потушив свечи в канделябре уснула. Так случалось часто и поэтому через некоторое время в комнату вошла девушка одна из тех, что помогали ей раздеться. Она тихонько прошла в комнату и задула источник света. Комната погрузилась во тьму, и девушка наощупь стала пробираться к двери. Но ей это было делом довольно привычным, поэтому она без труда нашла себе дорогу и выпорхнула из хозяйской опочивальни. Софья ничего этого не слышала. Она крепко спала, улыбаясь во сне и видя сны со своим суженым.
Если молодость обладает крепким здоровьем, спокойствием и некой беспечностью, то вот у людей, поживших на этом белом свете больше чем тридцать лет и увидевших мир с разных сторон, эти свойства постепенно куда-то исчезают. Поэтому в отличие от своей дочери Ольга не могла быстро и спокойно уснуть, мечтая о чем-то ожидаемом впереди. Она долго не ложилась, надеясь дождаться своего супруга, но тот все не возвращался. Женщина ходила из угла в угол просторной опочивальни. Ее не занимали ни книжка, ни рукоделие, которым она увлеклась недавно. Мысли ее были рядом с милым мужем, который в столь поздний час заботился о государевой службе, стараясь затушить полымя, разведенное ворами и государевыми ворогами. Отчего не живется спокойно этому народу? – думала Ольга, в девичестве Лопухина, а вот почитай уж тридцать лет, как Морозова по мужу. – Отчего он завсегда бунтует и не желает жить чинно, благополучно, по всем указаниям царя и его верных слуг, воевод? Ведь смутами, да крамолами он, этот неблагодарный народ, разоряет государство, ослабляет его, дает повод извечным врагам Руси замышлять войны супротив государя. Разве это не страшное воровство?! Какие же людишки русские неразумные и своевольные, то ли вон у ляхов, завсегда порядок, уважение к королю ихнему, к вельможам и господам своим. Здесь же приходится жить словно на бочонке с порохом, того и гляди какой-нибудь вор подпалит его.
Уже далеко за полночь в воеводские палаты прискакал человек с запиской от Ивана Васильевича. Его провели в покои Ольги. Женщина, приняв от молодого парня свернутую в трубочку записку, дала тому серебряную чешуйку и, когда тот с поклоном удалился, развернула бумагу. В ней воевода просил супругу не беспокоиться и не ждать его, поскольку дел невпроворот и до утра он с ними не управится. «Ложись, милая, спать, и ни о чем не кручинься!» - писал своим твердым довольно красивым и разборчивым почерком Морозов. Прочитав письмецо несколько раз, Ольга сбросила домашний кафтан, задула свечи и легла в прохладную кровать, утонув в мягкой перине и теплом толстом одеяле, - дарах крымских купцов, что преподнесли они главе Тульского уезду за благосклонное отношение к их нуждам и торговым интересам. Усталость и переживания долго еще боролись, но усталость и сон в конце концов одержали победу, и женщина уснула.
Ночь, с легким морозцем, пока еще лунная и звездная правила миром в тот поздний и кое-где тревожный час, но вскоре набежали тучи и скрыли божественность неба в серости земной жизни. Весь огромный дом боярина Морозова спал. Дворовые девки и молодые парни, поварята и их глава, подьячий, сладко улыбался в предвкушении получения от хозяина части мзды, караульные казаки, усталые и промерзшие после своей смены по охране имущества воеводы, - все спали, даже псы, посаженные на железные цепи, и те мирно дремали в своих убежищах, положив большие головы на сильные лохматые лапы. В отличие от близлежащих слободок Тульский кремль спал спокойно под надежной защитой своих толстых ни раз проверенных в баталиях и осадах, стен. Два казака, что караулили в этот час во дворе, стояли возле конюшни и, чтоб прогнать сон разговаривали о жизни.