Семь я
Шрифт:
Она. Ты что, ревнуешь? У тебя здравый смысл-то есть?
Он. У нас под здравым смыслом всяк разумеет только свой собственный...
Она. Да, а ты пессимист, как я вижу... Я это сразу поняла, как только тебя увидела. Ты носишь подтяжки и ремень одновременно!
Пауза.
Он. Только теперь я понял: женщина- это как трамвай: чем бежать за ним, лучше следующего дождаться. Почему я этого не знал двадцать лет назад? За ошибки молодости приходится
Она (удерживая его). Ты с ума сошел? Мы едем отмечать серебряную свадьбу!
Он (напевает). Когда мы были молодыми... Вот смотрю я на тебя- и вижу: все пережитое у тебя написано на лице и подчеркнуто морщинами. А хорошо бы снова в молодость вернуться!
Она. Ты что! В пятьдесят лет жизнь только начинается! Будущее - за нами!
Он. Лучше бы - впереди...
Пауза.
Она. А куда это мы с тобой заехали? Что за глухомань?
Он. Видишь, впереди зеленый свет горит. Нам еще долгий путь предстоит...
Она. Зачем зеленый свет, если ехать некуда?
Он. Знаешь, а твои седые волосы красивее, чем раньше, когда они золотыми были...
Она. Ты тоже с возрастом красивее стал. Это и внуки замечают...
Он. А старший внук вчера в трамвае с девушкой познакомился. Он мне читал стихи, посвященные ей...
Она. А ты не думаешь, что не младшие - старшим, а старшие - младшим должны в трамвае место уступать? Молодым ведь еще столько идти по жизни предстоит... А нам теперь недалеко до дома.
Он. Да, верно... Это закон.
Она. Закон--это то очевидное, что мы наконец умудрились заметить!
Кондуктор. Остановка "Конечная"! Прошу пассажиров освободить свои места!
Она. Пойдем, пойдем. У нас до дома теперь дорога короткая.
Он. Пойдем... Дай я тебя за руку подержу. Так нам легче вдвоем будет.
Медленно уходят, держась за руки.
Долгая, долгая тишина.
– - ОПА (Общество Поэтов-Анонимов)
Сцена из трагедии
Центральный офис ОПА-- маленькая комната в здании транспортного завода. На стенах -- плакаты: "Слово--не воробей, не вырубишь топором", "Спасение писателей -- дело рук самих писателей". У стен расставлены стулья, на которых сидят поэты.
Председатель. Многонеуважаемые господа! Позвольте считать открытым наше закрытое собрание ОПА. Первое слово я хочу предоставить человеку, который десять лет назад погрузился в творчество с головой и до сих пор не вылез из него.
Поднимается первый поэт--мужчина лет 50-ти, хорошо одетый, в очках.
Первый поэт. Здравствуйте. Меня зовут Николай, и я -- поэт.
В зале -- сочувственные вздохи.
Первый поэт. Я всю жизнь был порядочным человеком, преподавал в начальной школе теорию относительности. Я и не задумывался о том, чтобы писать стихи! Но однажды мои ученики были пойманы с поличным в туалете с сигаретами во рту. На вопросы: "Что вы здесь делаете?" они нагло ответили: "Мы стихи писали!" После этого, чтобы получше понять их, я начал изредка пописывать стихи:
О Родина наша родная!
Синь синяя синих небес,
Гусей журавлиная стая,
Лесистый загадочный лес
Мне дороги... Лишь для тебя
Скажу сейчас, сердцем скрипя--
В Париже я не был ни разу,
Люблю же Россию... заразу!
За это мне был объявлен выговор. Я с горя стал писать запоем. Например, для учителя литературы я переписал "Евгения Онегина" в доступной для детей форме:
Онегин был нехилый мэн ваще-то:
В натуре бочку он на слуг катил,
С Татьяной обломился перед светом,
Прощелкал клювом милость воротил!
В конце концов меня вынудили уволиться по собственном желанию. Теперь я стал законченным поэтом и пишу по расписанию по 8 стихотворений в день. Меня никто не понимает. Я духовно голодаю, помогите, кто чем может! (Несколько человек поднимаются с мест и кладут ему в папку свои рукописи).