Семь. Гордыня
Шрифт:
— Лиза дала вам свой препарат? — удивился я.
— Лиза нам очень сильно помогла. Это одна из причин, почему мы хотим сотрудничать только с вашей семьёй. И если честно, это было одно из её условий.
— Ясно. Интересно… А если отец откажется? Снова.
София помолчала и лишь тяжело вздохнула.
— Понятно… — прокомментировал я. Почему-то мне кажется, если отец узнает о Лизкиных делишках здесь, ничего хорошего этот монастырь не ждёт. — Так может рано об этом говорить? Подождите годик, доработайте всё, потом зайдёте с козырей. К чему такая спешка?
— Есть причины. — поморщилась настоятельница. —
— Демонстрацию? Мне? — удивился я. — Зачем?
— Хочу впечатлить и убедить тебя. А через тебя твоего отца. На словах одно, а увидеть вживую — это совсем иное.
— Хорошо… — я зевнул. — Договорились.
— Вот и отлично! Отдыхай, а я пока всё приготовлю. Если ты пообещаешь задержаться у нас ненадолго и не убегать сразу, ты многое увидишь.
— Теперь то уж точно задержусь. — мечтательно пообещал я. — Мне тут начинает нравиться…
— Губы не раскатывай! — нахмурилась матушка. — И то, что было ночью, выкинь из головы.
— Эй! Да я о природе и тишине, а не о том, что ты подумала, Сонь.
— Ну конечно… Всё, отдыхай, я отдам дам знать, когда мы будем готовы…
Матушка вышла из моей комнаты, прикрыв за собой дверь, а я повернулся на бок, поджал коленки, и, едва прикрыл глаза, мой мозг отключился…
Какая-то навязчивая мысль стучалась в мою черепную коробочку, пыталась сформироваться, оформиться, но так ничего у неё не вышло, а у меня не было сил разбираться с ней. Всё утром… Утром, на свежую голову, разложу всё по полочкам и разберусь…
Стук в дверь выдернул меня из объятий Морфея, я перепугано подскочил на кровати, огляделся, вспомнил, где я и что здесь делаю, и выдохнул. Это всего лишь женский монастырь… Взглянул на часы, отметил восемь утра, и тяжело вздохнул. Три часа сна. Маловато! Настойчивый стук в дверь повторился снова, и я, наконец, ответил:
— Да?
Кто там ещё приперся в такую рань?
— Алекс, у нас всё готово! — заглянула ко мне матушка Иоанна, выглядевшая свежо и бодро, будто проспала часов двенадцать, выспалась, отдохнула и где-то ещё по пути успела набраться сил. Как они это делают?
— Всё — это что именно? — не понимая, о чем речь, нахмурился я.
— Мы договаривались на демонстрацию… — напомнила она мне.
— Да. Точно…
— Давай собирайся и поедем.
— Поедем? Куда?
— Прокатимся на сельскую ярмарку, заскочим на базар ну и решим наши с тобой дела. Ну давай же, пошевеливайся! — поторопила меня настоятельница. — Жду тебя во дворе.
— Ладно, иду… — проворчал я и поднялся с кровати, ощущая себя так, словно всю ночь разгружал вагоны с углём.
Принял душ, закинул в себя завтрак, который каким-то образом очутился у меня на прикроватной тумбочке, переоделся в свежую одежду, и на секунду задумался, пока дожёвывал орешки с сухофруктами и запивал всё это горячим ароматным чаем. А не зря я всё-таки остался здесь с ночёвкой — ночка было на удивление интересной! А ведь я умудрился даже сохранить воспоминания о ней на своём телефоне.
Достал мобильник из кармана, открыл галерею, пробежался по папкам, заглянул в корзину и диспетчер, и тихонько выругался — вот же сучки!
Как они это провернули, интересно? Вскрыли телефон и подчистили удалённо ещё ночью? Да уж… Хорошие у матушки спецы… специалистки. И почему я не догадался отправить снимки по почте или скопировать куда-то на удалённый сервер? Идиот, потому что…
Я спустился во двор, увидел матушку, стоящую возле жёлтенького микроавтобуса и приветливо машущую мне рукой, молча подошёл, забрался на заднее сидение, откинул голову на подголовник, опустил солнечные очки со лба и прикрыл глаза. Не знаю, куда мы направляемся, но если есть такая возможность, я, пожалуй, вздремну.
Микроавтобус ещё несколько раз качнуло, принимая новых пассажиров, хлопнула боковая дверь, за ней водительская, двигатель тихонько заурчал, и мы неспешно покатили по дороге подальше от монастыря…
Поспать не получилось. То ли амортизаторы были ни к чёрту, то ли водитель за рулём этого тарантаса был откровенным дерьмом… Минут через пять этой невыносимой тряски, я открыл глаза и огляделся.
О! Насчёт водителя я погорячился — за рулём сидела матушка, справно управляя этим зверем и вполне профессионально укладывая его в повороты извилистой дороги. А лицом ко мне, на диванчике напротив, сидели и с интересом разглядывали меня две молоденькие монашки. Увидев, что я открыл глаза и откровенно разглядываю их, одна из девушек не выдержала и чуть наклонившись ко мне, тихо поинтересовалась:
— Можно я тебя потрогаю? — прошептала она, робко протянув руку и коснувшись пальцами моего колена. — Никогда не трогала мужчин.
Ну да, конечно! Никогда не трогала она… Так я и поверил.
— А ну цыц там! — строго прикрикнула на своих послушниц матушка, и те тихо рассмеялись, переглянувшись между собой. — Алекс, не слушай их, они дурачатся!
— Ну матушка! — обиженно надула губки одна из монашек. — Такую забаву нам испортили…
— Нам ехать минут двадцать, так что знакомьтесь. — София на секунду обернулась к нам, отвернувшись от дороги, и у меня на миг встали волосы дыбом в одном интересном месте. С одной стороны сраный обрыв, с другой отвесная каменная скала, а она головой вертит. Я бы даже моргать боялся на её месте. — Это Марьяна и Есения. — поочерёдно кивнула она на монашек, и снова отвернулась, сосредоточившись на дороге.
Фух! Пронесло…
Марьяна — симпатичная молоденькая блондинка с косой почти до пояса, и Есения — брюнетка с широкими бёдрами и тонкой талией. Обоим девушкам не больше двадцати, мои ровесницы, и у обоих в глазах шаловливые бесенята. Да уж… Если они монашки — я точно папа римский! Или сейчас все монахини такие? Хрен их поймёшь! Но симпатичные, заразы! Не удивительно, что именно они любимицы матушки — и на базар с ними, и помолиться ночью в часовне… Именно эту парочку я застал сегодня ночью с повязками на глазах…