Семен Дежнев — первопроходец
Шрифт:
— В самый лютый мороз намажь личину свою нерпичьим жиром. Это нетрудно усвоить, — говорил Дежнёв сыну. — А главное в твоей службе — запомни это и усвой... Будь добр и справедлив к туземным жителям. Тогда и они к тебе со всем дружелюбным расположением отнесутся. Помни, что и они тоже люди, Божьи создания.
— А почему, отец, ты весь израненный?
— Бывало, по недоразумению свары возникали. А бывало, недобрые люди, вроде Михайлы Стадухина, разлад в наши отношения вносили, ссорили нас с мирными племенами. Приходилось потом немало усилий потратить, чтоб вражду преодолеть, к миру и дружбе вернуться.
— И удавалось?
— Удавалось, сынок. Видишь, как с саха получилось... Теперь мы одна семья. Вавила мне всё равно, что брат родной, а Николай — считай что отец.
— Ведь и я наполовину Саха.
— Вот потому-то и негоже вносить разлад в нашу единую семью. Понял, сынок?
18. ПОЕЗДКА В МОСКВУ
Отплытие каравана речных дощаников, груженных государственной казной, всегда обставляли торжественно. У причалов толпилось всё население Якутска. Выходил провожать караван сам воевода в окружении свиты. Произносил напутственное слово, давал отряду, покидавшему Якутск, последние наставления. Духовенство служило молебен. Ведь путь до Первопрестольной предстоял долгий, трудный. Мог затянуться по крайней мере года на два. Из таких походов возвращаются далеко не все. Кто-то не выдерживал тяготы пути и отдавал Богу душу, не достигнув берегов Лены.
Вот и на этот раз напутственный молебен отслужил отец Стефан, пожилой осанистый соборный протопоп, когда-то обиженный и притесняемый воеводой Головиным. После непродолжительного молебствия Ерастов, Дежнёв и другие участники похода подходили к отцу Стефану под благословение.
С отъездом Головина мытарствам якутского духовенства пришёл конец. Последующие воеводы рассудили, что ссориться с духовными особами нет никакого резона. В важнейших острогах стали возводить храмы и часовни, а тобольского архиерея якутские воеводы стали осаждать настойчивыми просьбами прислать для службы в далёкий край новых пастырей.
После молебна воевода Голенищев-Кутузов сказал напутственное слово и на виду всей толпы обнял сперва Ерастова, а потом Дежнёва и произнёс:
— Скажите там в Первопрестольной, самому главе Сибирского приказа скажите... Трудимся, мол, блюдём государственные интересы, казну пополняем. Вот результат трудов наших неустанных.
Воевода простёр руку в сторону дощаников, загруженных пушниной и моржовой костью.
Потом всё смешалось. Толпа нахлынула на горстку отплывающих — слёзы, объятия, сдавленные возгласы. Кто-то прощался с женой и малыми ребятишками, оставляемыми в Якутске. Кто-то пришёл проводить старого сослуживца. Любим отпросился у своего сотника, чтобы прийти на проводы отца. Обнявшись, прослезились.
Дежнёв давал сыну последние наставления:
— Набирайся опыта, сынок. Учись у старых, опытных казаков, особенно умению бить соболя, моржа. Учись также меткой стрельбе из лука, пищали. И матушку не забывай, ходи к ней на могилку, кланяйся и от меня.
Попрощался Семён Иванович и с Вавилой, наказывал кланяться тестю Николаю и другим якутским родичам.
Взмах весел, и караван из трёх дощаников тронулся в путь. Шли на вёслах вверх по Лене, вдоль лесистых берегов. Широкая низменная равнина сузилась и перешла в узкую речную долину, стиснутую каменистыми кручами. Прошли устье Олёкмы, Витима, Киренги. На встречных дощаниках и стругах плыли под парусами из Усть-Кута служилые, чтобы начинать новую службу в Восточной Сибири, торговые люди с товарами, чтобы открыть здесь торговлю и получить свою выгоду. От прибывавших с верховьев Лены людей Голенищев-Кутузов узнавал последние новости, получал сообщения о встрече с ерастовским отрядом. По его мнению, ерастовцы плыли слишком медленно, подолгу прохлаждались на остановках. И вот разгневанный воевода послал на быстроходном каюке вдогонку отряду Ерастова надёжных отборных гребцов с новой наказной памятью, в которой нещадно ругал сына боярского, обвинив его в нерадении и попустительстве «воровству». Ерастов, получив от гребцов наказную и прочитав её, был потрясён грубым тоном воеводского послания, его ругательствами.
— Заслужили... — только и произнёс он, прочитав содержание бумаги Дежнёву.
— Нашей вины здесь нет, — ответил спокойно Семён Иванович. — Идти вверх по Лене на вёслах — это тебе не спускаться вниз под парусами. Гребцы устают, а часто менять их нет возможности. Людей-то у нас маловато. Так что не принимай воеводский гнев близко к сердцу.
— Верно рассуждаешь, Семейка, — согласился Ерастов и, скомкав лист с наказной памятью воеводы, бросил в воду. А всё же сказал, вздохнув: — Как не будешь принимать близко к сердцу!
А Дежнёв крикнул вдогонку гребцам, когда их каюк пустился в обратный путь:
— Передайте воеводе, что, мол, его наказная память воодушевила нас и прибавила нам хода!
Ерастов пытливо посмотрел на товарища, озадаченный вопросом — шутит ли он или говорит серьёзно.
Долог и изнурителен был путь от Якутска до Москвы. И занял он более двух лет. Шли и реками, обходя опасные пороги и стремнины, по крутым каменистым берегам, перетаскивая весь груз на руках. Преодолевали водораздельные волоки, навьючивая тяжёлой поклажей лошадей. Пробирались лесными тропами, горными перевалами. Бывало, попадали в распутицу, вязли в болоте. Всё бывало.
Маршрут отряда был заранее расписан в проезжей и подорожной грамотах, которые были выданы Ерастову в съезжей избе перед отъездом. Этот маршрут нетрудно себе представить. С верхней Лены поднимались вверх по одному из малых левых ленских притоков и оттуда через волок выходили на Илим, ангарский приток, бурную и неудобную для плавания реку. Спускались по Верхней Тунгуске, или Ангаре, представлявшей из-за своих порогов наиболее опасный участок для плавания. Преодолевали грозные её пороги и выходили в Енисей. В Енисейске проходили таможенный досмотр и вынуждены были зазимовать.
Дежнёв, когда-то в молодости служивший здесь, имел возможность присмотреться к Енисейску. Как он изменился за долгие годы! Появились новые храмы, воеводские палаты, хоромы богатых купцов, новые ряды купеческих лавок. Стал город за минувшие годы более многолюдным, оживлённым. Семён Иванович попытался отыскать кого-нибудь из старых сослуживцев, обращался в воеводскую канцелярию и слышал одинаковые ответы:
— Ничегошеньки не слыхивали о таком. Должно, помер, сердешный, аль перевёлся в другое воеводство.
С началом навигации продолжали поход. С одного из малых енисейских притоков вышли через волок на обский приток Кеть. С Кети вышли в широкую полноводную Обь, ветвившуюся на рукава и протоки. Вниз по течению, до слияния с Обью Иртыша, плылось легко. Поднимались по Иртышу до Тобольска, административного центра Западной Сибири. Здесь снова тщательная таможенная проверка, продолжительный отдых.
В Тобольск прибыли в июле 1663 года. Город издалека манил своей красивой панорамой. На высоком берегу Иртыша высился острог с башнями, всё ещё деревянный. А под острогом призывно маячили церковные купола. И Тобольск оживился, вырос, застроился новыми палатами, избами, торговыми рядами, храмами с той поры, как он, Семейка Дежнёв, тогда ещё молодой казак, начинал здесь свою сибирскую службу. Никого из старых знакомых, прежних сослуживцев, он не встретил. Одни померли, другие разъехались по дальним воеводствам.