Семен Дежнев — первопроходец
Шрифт:
Всесведущий и бойкий подьячий проводил Дежнёва до усовской усадьбы, окружённой крепкими стенами. Усов оказался в ту пору дома. Встретил Семёна Ивановича приветливо, пригласил сразу к столу.
— Слышал я, что преставился Федот, — сказал Усов. — Надёжный был мужик, старательный. Доверял ему всегда.
— Мы с ним сдружились, как братья стали. Вместе кочи снаряжали. Я был при нём как бы его правая рука.
— Знаю всё, что с ним случилось. Люди из Сибирского приказа поведали. Я ведь узнал сегодня о прибытии твоего отряда от самого Стрешнева. Хотел сам в приказ наведаться, да ты опередил меня. Спасибо тебе.
— С вестями-то безрадостными...
— Что теперь поделаешь? Гибель Алексеева принесла мне серьёзные убытки, хотя и не разорение. Усов ведь в торговом мире что-нибудь да значит. Знаешь, как кличут меня в Москве?
— Нет, не слыхивал.
— «Царским гостем». Гость — значит торговый человек, а царский — близкий к нашему батюшке Алексею Михайловичу. Я ведь поставщик царского двора. Расскажи-ка мне однако поподробнее и о Федоте и о вашем плавании.
Усов выслушал долгий рассказ, не перебивая, потом сказал:
— Всё же хочу уяснить себе — разумно ли продолжать своё дело, торговлю, промысловые операции в Восточной Сибири. Принесёт ли это выгоду?
— Другие торговые люди, если с головой, берутся за дело, не жалуются.
— Вот, вот... Расскажи-ка.
Разговор затянулся до позднего часа. Усов сытно угостил Дежнёва, напоил отменным заморским вином и предложил остановиться у него.
— Ты мой желанный гость, Семён Иванович. Располагайся как дома. Отведу тебе горницу.
— Дом-то мой чаще дымная туземная юрта или охапка хвороста на снегу у костра.
— А здесь тебя ждёт пуховая перина у изразцовой печи.
— Сердечно благодарю, добрый человек. Но не останусь. Я ведь помощник начальника отряда.
— А ты и начальника своего приводи ко мне. Всем места хватит. Мой дом — ваш дом.
— Благодарствую. Но негоже людей бросать без присмотра. Не все наши людишки зело надёжные. Отряд-то собирали наспех, и всякие случайные людишки в него подали.
— Тогда другое дело. Приходи ко мне запросто, отобедаем. Всегда будешь желанным гостем.
В дальнейшем Усов не раз принимал в своём доме Дежнёва, а однажды и с Ерастовым, щедро угощал, много расспрашивал о Восточной Сибири.
На следующий день на постоялый двор прибежал рассыльный из Сибирского приказа и сообщил, что Родион Матвеевич Стрешнев ждёт начальника отряда и его помощника у себя.
Окольничий Стрешнев был крупным российским государственным деятелем XVII века. Женитьба царя Михаила Фёдоровича, первого из династии Романовых, на Евдокии Лукьяновне Стрешневой, представительнице незнатной и не слишком богатой семьи, позволила её роду быстро возвыситься. Братья, племянники и более дальние родственники молодой царицы заняли высокие административные посты. Один из Стрешневых, Родион Матвеевич, человек умный, выдержанный и волевой, возглавил Сибирский приказ. Продвижение русских на восток, освоение русскими первопроходцами новых земель, расширение пушных промыслов — во всём этом чувствовалась направляющая рука, организующая роль и начальника приказа. В Москву приходили караваны с мягкой рухлядью и моржовой костью, прибывали гонцы с почтой от сибирских воевод. Стрешнев принимал государеву казну, знакомился с донесениями воевод и начальников острогов. Он регулярно оповещал царя Алексея Михайловича о том, что сообщала сибирская администрация, какой доход приносили государству сибиряки, и царь оставался доволен его докладами.
Стрешнев произвёл впечатление на Ерастова и Дежнёва как человек деловой, собранный и сдержанный в проявлении своих чувств. Выслушивал собеседников, не прерывая, сперва позволил пространно высказаться Ерастову, потом Дежнёву. Вопросов задал немного, но все они были серьёзные, по существу.
— Вы видите большие возможности для расширения добычи «рыбьего зуба»?
Оба собеседника ответили утвердительно.
— А что мешает такому расширению?
На вопрос Стрешнева ответил Дежнёв:
— Обширная страна заселена племенами чухчей, ещё не объясаченных. Когда чухчи замирятся и станут исправно выплачивать ясак, уверен, русское влияние в чухоцкой земле укрепится. Тогда возможно и расширение промыслов.
— Что для этого нужно?
— Увеличить гарнизон в Анадырском зимовье. Такова настоятельная просьба Курбата Иванова, приказчика.
— Подумаем над вашими словами. Что-нибудь сделаем для Курбата. Мы с вами, казаки, ещё не раз встретимся. Надеюсь, будет о чём поговорить.
А потом Стрешнев обратился только к Дежнёву:
— Ещё прежде вашего приезда мы встретили гонца из Якутска Лариона Лашу с почтой.
Семён Иванович насупился. Ларион должен был доставить в Сибирский приказ с очередной почтой его челобитную. Дежнёв ещё не мог предугадать, как Стрешнев среагирует на челобитную, слезливую и настойчивую.
— Лаша привёз ваше послание.
— Пришлось написать, — виновато произнёс Дежнёв.
— Вы жаловались, что в течение многих лет вам не выплачивалось жалованье. Удивительно! Посылаю деньги в воеводскую казну, и они исчезают, словно в бездонной бочке.
— Должно, испаряются, — бросил реплику Ерастов с ехидцей в голосе.
— Ваша жалоба, Дежнёв, не единственная, — продолжал Стрешнев. — Казаки просят выслать жалованье за многие месяцы и получают от воеводы обычный ответ — в казне денег нет. Так ведь?
— Истинно так, Родион Матвеевич.
— Почему в Тобольске нет такого казнокрадства? Есть, конечно, не без этого. Но всё же тобольские казнокрады знают меру и имеют немножко совести. А в вашем Якутске чёрт знает что творится. Почему, я спрашиваю?
— Наверное, потому, что от Москвы до Якутска далече, труднее уследить за нашими казнокрадами.
— Наверное... Так что будем делать с вами, Дежнёв? Вы просите, чтобы вам сполна выплатили за прежние годы жалованье и прибавили... О чём там речь идёт, напомните мне.
— Я просил о прибавочном жалованье за кровь и за раны и за многие терпенья. Служба-то была тяжёлая, не всегда мирная.
— Да, да. Припоминаю. Зайдите ко мне дня через два, через три. Ещё раз перечитаю вашу челобитную, подумаю, что мы можем для вас сделать. И дам делу ход.