Семен Дежнев — первопроходец
Шрифт:
Воевода призывал купечество поддержать благое дело заселения и освоения Сибири русскими людьми. Поддержать щедрыми вкладами на снаряжение новобранцев, вооружение, строительство крепостей, речных судов. Богата Сибирь-матушка, беспредельно богата, говорил воевода. И зарятся на эти богатства не только русские люди, но и иноземцы, особливо англичане. Напомнил он, что ещё при жизни Ивана Грозного, в августе 1558 года, прибыл в Холмогоры английский корабль Ричарда Ченслера. Из Холмогор направился он в дальнее путешествие вглубь Московии и достиг Москвы, где и был радушно принят и обласкан московским царём. Выезжая в обратный путь, английский мореплаватель располагал грамотой царя Ивана на право свободной торговли с русскими.
Примеру Ченслера последовали и другие англичане. Через некоторое время его спутник Уильям Бэрроу совершил плавание к Кольскому берегу на небольшом судне. Он достиг Новой Земли и пытался пройти далее на Восток. Но намерение это не осуществилось из-за сплошных заторов льда. Бэрроу зазимовал в двинском устье. У русских поморов он интересовался сведениями об условиях плавания в устье Оби.
Из посольского приказа в Москве устюжскому воеводе сообщали о намерениях англичан открыть северо-восточный проход в Китай и другие восточные страны. Дану русских людей, живших в те времена, возникали те же дерзкие намерения. Ходили в Европе слухи о каком-то загадочном проливе, разделявшем Азию и Америку. Один итальянский картограф назвал этот пролив Аниан. Были ли слухи об этом неведомом проливе основаны на каких-то реальных фактах или основывались на здравых догадках учёных, либо это был досужий вымысел мечтателей — никто толком не мог сказать. И русские мореплаватели задавали себе вопрос: а если плыть всё дальше и дальше на Восток по Студёному морю, не достигнешь ли пролива, который выведет тебя в тёплые моря? Как русские люди, так и иноземцы хотели найти ответ на этот вопрос, пускаясь в дальние и рискованные плавания. Но обычно неблагоприятная ледовая обстановка не давала возможности мореплавателям дойти дальше острова Вайгач или обского устья.
Проникали в воды, омывающие русский Север, корабли не только Англии, но и других западноевропейских стран. Голландский мореплаватель из Амстердама Вильям Баренц, веривший в существование Анианского пролива, попытался открыть северный морской путь в Китай. Он принимал участие в двух морских экспедициях, достигших Новой Земли, и в 1594 году прошёл через Вайгачский пролив в море, которое ныне называют Карским. Через два года он отправился в новое плавание в качестве главы экспедиции. Оно оказалось для голландских мореплавателей трагичным. Корабль, затёртый льдами, зазимовал у Новой Земли. Здесь путешественники провели в страшных лишениях холодную арктическую зиму, питались мясом белых медведей и песцов и страдали от холода. Но и на следующее лето льды не рассеялись. Экипаж вынужден был бросить неподвижный корабль, затёртый льдами, и, достигнув воды, добираться до материка на двух утлых челноках. Пять участников экспедиции, в том числе и сам Баренц, погибли в пути от истощения. Оставшиеся в живых добрались с превеликими трудностями до Колы.
О злополучной судьбе голландцев Дежнёв слышал от кормчего, когда плавал в Мангазею. В молодости кормчий встречал этих иноземных мореплавателей, исхудавших, истерзанных горькой судьбой в Коле.
— Не станем умалять отваги сиих достойных скитальцев, и англичан, и голландцев, — говорил воевода. — Но поразмыслите, други мои. Сии моряки, кто бы они ни были — англичане, голландцы, служили тем, кто правил Англией или Голландией. А эти всесильные и богатые люди хотят проникнуть в глубь Сибири, воспользоваться её богатствами, опередить нас, русских.
— Не бывать этому! — заносчиво воскликнул Строганов.
— Не бывать, — хором подхватили другие.
— Я тоже так считаю, — произнёс воевода. — Вот и давайте осваивать матушку Сибирь, заселять её русскими людьми, направлять туда торговые караваны. Опередим иноземцев. Вот и прошу вас, купечество. Помогите казне вкладами своими. А Сибирь принесёт вам великие выгоды.
— Поможем! — выкрикнул Строганов, и вслед за ним и другие откликнулись на призыв воеводы. — Конечно, поможем, коли дело-то сулит великие выгоды.
Кончался ледоход. Разлившиеся реки затопили прибрежные луга. По Двине плыли к Белому морю последние льдины. Сталкиваясь, они разламывались на мелкие куски и растворялись, не доплыв до Двинской Губы. Под весенним солнцем льдины становились рыхлыми, ломкими. Появились почки на деревьях — берёзе, черёмухе, олынаннике, пробивалась ранняя весенняя трава, казавшаяся глянцевито-яркой. Оживлённей становились птичьи голоса, сливавшиеся в разноголосый хор.
Уже немного дней оставалось до отъезда. Воевода устроил общий смотр новобранцев, отправляющихся в Сибирь с первой партией. А Черников однажды пригласил Дежнёва для откровенного разговора.
— Пойдём в мастерскую, — предложил он. — Там девицы мои не будут любопытствовать.
Подмастерья уже удалились на покой — натрудились за день. Григорий Петрович начал без предисловий:
— Оставался бы ты, Семён, у меня. Выучил бы тебя, хорошим умельцем сделал. Задатки в тебе добрые вижу, и глаз у тебя острый, и рука твёрдая, и старанье есть.
— За добрые слова спасибо, Петрович.
— Что мне твоё спасибо? Согласен или нет? Так прямо и скажи.
— Я же в реестре. Казак я теперь, на государевой службе.
— Это не твоя забота. Поговорю со Строгановым, а он с воеводой. Строганов мне не откажет, а воевода — Петру Семёновичу... Знаешь, какая сила влиятельная Строганов на русском Севере?
— Знаю, Петрович.
— Женился бы ты на моей второй доченьке, Аксюшке. И вошёл бы в мой дом заместо сына родного. Своих-то сынков Бог нам с супружницей не дал. Аль плоха моя Аксюшка?
— Не спорю. Всем пригожа ваша Ксения.
— Сговорились? Будешь помощником моим и наследником. Дело расширим.
— Нет, Григорий Петрович. Не сговоримся мы. Раз уже в жизни я обжёгся. Сердечные раны не скоро заживут, чтоб я мог о семейном счастье думать. Настроил себя — буду скитальцем-сибиряком. Может быть, там когда-нибудь и оживу вновь, забуду свои горести.
— Воля твоя, Семён. Я ведь хотел как лучше.
— Понимаю. И доброты твоей, дядя Григорий, не забуду.
А в воеводской канцелярии Великого Устюга подьячие скрипели гусиными перьями, выводили каллиграфическим почерком с завитушками на толстой шершавой бумаге имена. Вот и закончен реестр всей очередной партии новобранцев — полтораста имён. Среди них и Семён Иванович Дежнёв с Пинеги. Дважды переписывали реестр писцы, задали работу и Корнею Кольчугину. Одна его копия пойдёт с партией к тобольскому воеводе, вторая будет отослана с гонцом в Москву. А первоначальный список будет храниться под замком в окованном железом сундуке в воеводской канцелярии Устюга. Людей отбирали на сибирскую службу не слишком придирчиво. Лишь бы увечным и хилым не был или беглым ворюгой, разыскиваемым сыскными приставами. Да разве каждому заглянешь в душу? Проникали в ряды новобранцев всякие великие шаромыжники, прикрываясь благообразной личиной, хотя на совести и были всякие воровские дела. Разве насытишь Сибирь — прорву бездонную людишками? Просят людишек сибирские воеводы, слёзно просят. Нужны они и Тобольску, и Тюмени, и Березову, и Енисейску, и Томску, и Кузнецку, и далёкому Туруханску. Всё новые и новые города и остроги основываются русскими людьми по мере их продвижения на Восток.
4. ЧЕРЕЗ КАМЕННЫЙ ПОЯС
Наступил день проводов. Последний торжественный смотр на главной площади города. Выстроились шеренгами молодцы один к одному, рослы, плечисты. Кто статью не вышел, того в заднюю шеренгу, чтоб общего благолепия не портил. А вокруг толпятся горожане: мастеровые, торговые, подьячие, духовенство. В пёстрой толпе мелькали и сермяги гулящих людей, и рубища нищих, и форменные кафтаны стражников, и купеческая одежда из доброго сукна, и женские кацавейки, и чёрные монашеские рясы. Вышел на крыльцо воеводского дома сам воевода медленной тяжёлой поступью, как и положено его высокому сану. За ним дьяки, сотники, соборный протопоп в полном облачении с дьяконом. Въедливо оглядел шеренги воевода, остался доволен статью поморских парней и мужиков. Сказал краткое напутственное слово. Служите царю нашему батюшке Михаилу Фёдоровичу и Бога не забывайте, воровством не соблазняйтесь. Потом протопоп осенил крестом шеренги, прочитал молитву за здравие путников. Дьякон вторил ему густым громогласным басом. Всхлипнули бабы и девки, те, что провожали своих близких. Кто-то запричитал высоким визгливым голосом. Воевода махнул рукой — в путь, служивые.