Семейное дело
Шрифт:
— Она всего лишь человек, Локи, — тихо произнесла женщина. — А ты — нет. Тебе не удастся преодолеть эту пропасть, как бы ты не пытался. Твоя жизнь — не для неё.
— И для кого же? Для тебя? — злая усмешка исказила благородные черты его лица. — Ты греешь мою постель, когда я сам того пожелаю.
Мина отняла руку мужчины от своего лица и спокойным тоном ответила:
— Но теперь ты желаешь меня каждый день, не так ли? — её пальцы проворно запорхали над крючками верхнего платья, и взгляд Локи против его воли опустился ниже.
Она была права — он хотел её. Не то, чтобы Локи мечтал об этой женщине, но когда видел её, то неизменно чувствовал голод, который ей всегда удавалось
Она вскрикнула от неожиданности, когда он развернул её спиной к себе и прижал к стене, спешно задирая пышные юбки. Пламя свечи заколыхалось, и тени заплясали по комнате в безумном, неистовом хороводе вокруг них.
Он разберётся со всем, что узнал, позже. А пока…
========== Часть 9.1. Незаживающие раны ==========
Шесть месяцев спустя.
Дарси расположилась за небольшим дубовым столом неподалёку от лестницы, что вела на второй этаж, прямо напротив стены, украшенной немного потемневшей от времени, но от того не менее красивой и достаточно подробной картой Баварии, очевидно выполненной рукой искусного картографа. Спустя несколько минут рядом возникла хорошенькая расторопная девушка с деревянным подносом, и перед Дарси оказалась полная тарелка чечевицы с тушёным мясом, сырная лепёшка, горсть ягод крыжовника и большая кружка ячменного пива. Она накинулась на еду прежде, чем служанка успела пожелать ей приятного аппетита – в последний раз они с Йеном трапезничали ещё утром, по приезде в эту маленькую рыбацкую деревушку, расположенную вблизи Мюнхена.
Каша обжигала язык, и Дарси, поспешно сделав глоток пива, обвела взглядом таверну. Пока посетителей набралось немного – из соседнего помещения, скрытого за большой дубовой дверью то и дело доносились крики, громкий смех, скрип старого пола, а время от времени – возня и грохот. Сегодня, как и в остальные вечера, здесь проходили кулачные бои – пожалуй, единственное развлечение для здешних мужчин от мала до велика. Йен, её нынешний напарник, чьи руки лишь недавно перестали дрожать при виде крови, теперь проводил свободное время, наблюдая за схватками очередных раззадоренных глупцов, делая ставки и, к счастью, чаще выигрывая, нежели наоборот.
Обычно Дарси старалась окончить свою трапезу до того, как в таверну ввалятся шальные, опьянённые зрелищем и азартом мужчины, некоторые из которых обязательно попытаются заговорить с ней или даже занять место за её столом. Раньше Дарси не приходилось задумываться над тем, как избавиться от очередного назойливого поклонника или пьяницы, задумавшего облапать её между делом, потому что обычно в подобных заведениях она находилась в сопровождении мужчины весьма устрашающего вида с заткнутым за пояс револьвером. Теперь же Дарси осознала, что несмотря на свою мнимую свободу от устоев, которым неукоснительно следовало общество, она больше, чем того желала, зависела от Локи и его покровительства. Одинокая женщина в подобном заведении, да ещё в штанах – словно красная тряпка для остальных, а от Йена толку было, как от младенца на руках.
Кожаные брюки пришлось заменить на льняную юбку, в полах которой она постоянно путалась с непривычки, а корсет из тисненой кожи – на свободную рубаху и суконный жилет, под которым не было видно заткнутого за пояс револьвера. В голенище сапога она прятала стилет – первое оружие, которое доверил ей Локи спустя неделю после их знакомства. Поверхность клинка была усеяна царапинами, у рукояти сталь начала проедать ржавчина,
Так она думала о себе и о Локи, вспоминая мотивы своего побега из Аугсбурга. Механизм их привычной жизни был сломан и не подлежал починке. Измученная телесными страданиями, но больше – метаниями своей израненной души, Дарси ждала, ждала каждый день, затаив дыхание и с твёрдой уверенностью, что уж сегодня – сегодня-то точно! – он придёт и расскажет ей всю правду о себе, ведь, право, теперь она не представляла себе возможной всякую ложь и притворство после того, что между ними произошло.
И он приходил. Сначала каждый вечер, а иногда и рано утром, едва она успевала проснуться. Затем раз в день, ближе к ночи, неизменно под хмелем и в приподнятом настроении, в котором ей, однако, отчётливо виделись отпечатки чего-то тяжёлого и неотвратимого, нависшего над ними невидимой тенью. Она обрела неимоверную чувствительность за недели, проведённые в постели. Дарси видела, как блуждал его взгляд – где угодно, лишь бы не столкнуться с её; чувствовала жжение раздражения в его голосе, которое он не имел возможности высказать открыто, его отстранённость и страдания, скрытые под маской напускной весёлости и разговоров ни о чём. Он не говорил о них, не вспоминал той ночи и больше не просил прощения за то, что оставил её наедине со взбесившимся шерифом.
Со временем Локи стал приходить всё реже и реже. Дарси докучала Мине и старику-знахарю своими вопросами о том, как проводит день её «брат» и не старается ли он скрыть от неё что-либо, чтобы не нарушить её покоя. Но в ответ получала лишь ободряющие улыбки и повторяющиеся рассказы о том, как Локи с утра до ночи проводит время в лесах, выслеживая сбежавших ведьм. Со временем Дарси стала замечать на себе их взгляды, полные жалости и какого-то знания, что было ей неведомо. Её физические страдания окончательно сменились душевными, каждое утро она просыпалась с тяжёлым сердцем и нехорошими предчувствиями. Дарси выпала из привычного течения жизни, её окружали чужие люди, и хотя все были к ней чрезвычайно добры и внимательны, всё, что ей было действительно нужно – это присутствие Локи, его грубые шуточки, хриплый смех и тяжёлый взгляд.
Когда он, наконец, появлялся, Дарси видела, с каким трудом ему давались эти визиты. Мужчина разговаривал с ней неохотно, будто через силу, а когда их взглядам случалось пересечься, он поспешно отворачивался, словно смотреть на неё представлялось ему занятием крайне неприятным. И, несмотря на то, что Дарси стремилась оправдать его всеми возможными способами, сердце подсказывало, что мотивы Локи были продиктованы самыми низменными чувствами.
Она замечала скованность в его некогда уверенных движениях и затаённый страх в прежнем нахальном взгляде, и это лишало её покоя. У Дарси было много одиноких ночей, чтобы подумать о том, что же кроется за странностями в поведении своего напарника, а обиды, нанесённые им, наложили свой отпечаток на её размышления.
Ей всё чаще и чаще вспоминалось её пробуждение в полном одиночестве после ночи, когда Локи овладел ей, отчего впоследствии она и оказалась беззащитной перед шерифом и его свитой. Прежде у неё не вызывала вопросов его внезапная отлучка в город после того, что между ними произошло, но это было только поначалу. Чем больше Локи отдалялся от неё, тем чаще Дарси возвращалась к мотивам его поступка, который обернулся большим несчастьем для них обоих. Теперь она была уверена – Локи попросту сбежал, испугавшись последствий их внезапной близости.