Семейные обязательства
Шрифт:
– Откуда вы знаете, что я больше всего на свете люблю тюльпаны и нарциссы?
– с мечтательной улыбкой спросила она.
– Вы об этом говорили. Ваш День рождения семь лет назад. Тогда наши с вами родители еще не оставили надежду нас примирить. Вы меня отчитали за букет красных роз.
– Не помню, - смущенно ответила Элиза.
– Но как такую мелочь запомнили вы?
– Дорогая, - вздохнул Пьер, - у меня абсолютная память. Семнадцатое ноября, пятница, вам исполнилось двенадцать лет. Вы были в сине-зеленом платье и серебряных туфельках. Рядом с вами стояла Нина Гагарина
– О, Господи...
– Элиза покраснела до кончиков ушей.
– Значит, вы действительно ВСЕ помните? Все, что я вам наговорила? Все... Кошмар какой. Простите! Я была уверена, что вы пропускаете мои слова мимо ушей и мгновенно забываете, потому что я вам не интересна... Почему же вы не отказались от брака?
Она поставила чашку на столик у кровати и отвернулась. В голове крутились детские гадости, подростковые колкости и совсем недавние злые слова. Она бы после такого даже разговаривать не смогла бы...
– Элиза, если бы я не умел прощать, я давно сошел бы с ума, - усмехнулся Пьер.
– Да не надо так переживать, - успокаивал он всхлипывающую жену.
– Я действительно на вас не обижался. Не плачьте, пожалуйста!
Он пододвинулся к краю кровати и взял Элизу за руку. Чуть потянул к себе. Она послушно пересела и снова попросила севшим от стыда и благодарности голосом:
– Простите меня.
***
Темно-серое здание имперской канцелярии, где теперь трудился Петр Румянцев в ранге советника третьего класса, располагалось на набережной Райса, в паре сотен метров от южной башни императорской Цитадели. Канцелярию построили около сорока лет назад на месте старого административного особняка. Возводили с размахом - пять этажей, величественный портик, колонны на всю высоту фасада и два больших крыла.
К резным дубовым дверям парадного входа от широкого каретного подъезда вела лестница. Двадцать три широких гранитных ступени. Петр обычно поднимался и спускался быстрым шагом, думая о чем-нибудь, не имеющем отношения к архитектуре.
Сейчас архитектура стала проблемой.
Петр помянул недобрым словом вчерашнюю свихнувшуюся лошадь. Он мог почти не хромая ходить по ровным мостовым центра столицы, но лестница грозила стать серьезным препятствием. Колено почти не сгибалось, норовя взорваться болью при каждом неловком движении.
Он подошел к перилам, перенес вес на здоровую ногу и приготовился ковылять наверх.
Черти б драли идиотов-кучеров, не способных удержать свою тупую скотину!
Примерно на середине лестницы он все-таки умудрился потревожить сустав. Мстительный организм немедленно выдал все, что мог - от боли потемнело в глазах. Петр едва слышно зашипел сквозь зубы, оперся на перила, держа проклятую ногу на весу, и замер, ожидая, пока пройдет.
– Эт-то что у нас такое?
– раздался рядом вопрос фон Рауха.
– Не с той ноги встали, юноша?
– Ерунда, - ответил Петр как можно беззаботней. И на одном желании не показывать начальнику свои слабости преодолел еще пару
– Угу, - хмыкнул фон Раух.
– То-то я смотрю, ты горной серной скачешь. Замри, буду на тебя казенное имущество переводить.
Петр понял только про "замри" и остановился, как был - цепляясь за нарочито-грубо отесанный гранит перил. Фон Раух взял его за руку и намотал за запястье Петра какой-то кожаный шнурок. Подождал пару секунд, забрал шнурок обратно и буднично велел:
– Пошли, доложишь.
Колено больше не болело. Оно слегка ныло, напоминая о кошмаре, но неудобств не доставляло.
Петр поспешил за фон Раухом. Удивленный возглас: "Магические артефакты? У кавалергарда? На ступенях имперской канцелярии?!" он оставил при себе. Не стоит лишний раз озвучивать очевидное.
Они поднялись на третий этаж, в западное крыло. Здесь Петр еще не бывал, вся его работа проходила в маленьком кабинете на втором этаже, а чаще - в пыльных архивах различных ведомств.
За дверью из темного дерева оказался просторный холл. В центре был расположен полукруглый стол, за ним работали два секретаря. У высокого стрельчатого окна стояла большая глиняная кадка с Chamaedorea - комнатной пальмой. Услужливая память привычно выдала услышанное когда-то от тетушки Натальи, большой любительницы домашнего цветоводства: "Название происходит от chamai - низкий и dorea - дар, подарок. Плоды пальм свисают почти до земли..."
Петр, как обычно при появлении из памяти ненужной информации, не стал о ней задумываться.
Пальма и пальма. Есть дела поважнее.
Фон Раух бросил секретарям: "Найдите госпожу Бельскую" и провел Петра в коридор, начинавшийся за стойкой.
Они вошли в еще одну дверь. Петр был уверен, что за ней будет кабинет, но там оказалось что-то вроде гостиной. Три стрельчатых окна с видом на Райс, мягкий диван, кресла и невысокий чайный столик. В одном из кресел лежала детская игрушка - симпатичный тряпичный медведь размером с некрупную кошку. Проходя мимо, фон Раух забрал его.
– Садись, - велел он Петру.
– И рассказывай, где, как и на кого ты умудрился нарваться. Подписку помнишь?
– он снова фыркнул.
– Что я спрашиваю, все ты помнишь. И об обязательстве мгновенно сообщать о любой угрозе - тоже. Давай.
Петра никогда раньше не допрашивали. Из прочитанных книг и газетных статей у него сложилось мнение, что допрос - штука достаточно занудная. Сейчас он понял, насколько ошибался.
Фон Раух очень доброжелательно, иногда с сочувствием, иногда - с иронией вытаскивал из него все о бричке, лошади, вознице и прохожих. Как будто это была не обычная случайность, а что-то серьезное.
Прекрасная память Петра с одной стороны сильно облегчала задачу, с другой - давала массу ненужной информации. Например - какая разница, сколько горшков с геранью стояли на подоконнике в квартире на втором этаже? Какие пирожки были у лоточника на углу? Какое время работы написано на вывеске цветочной лавки? Какой масти были лошади охранительской кареты, проезжавшей мимо? Мундир какого ведомства носил сердобольный чиновник, который помог Петру встать и виртуозно обматерил раззяву-кучера?