Семья Берг
Шрифт:
— О таких рецензентах можно сказать:
Свежим воздухом дыши Без забот и без претензий, Если глуп, то не пиши, А особенно — рецензий.Буквально на другой день после опубликования статьи в редакцию «Огонька» на имя Павла стали поступать хвалебные письма от читателей. Многие стремились поделиться впечатлениями от статьи и описать истории своих судеб. Больше всех писали евреи-интеллигенты. Одним из первых прислал поздравление
Но самым приятным поздравлением было для него письмо от его учителя Евгения Викторовича Тарле. Письмо пришло на адрес журнала «Огонек», конверт был вскрыт, не содержал обратного адреса, но само письмо внутри сохранилось. Тарле ничего не писал о себе, но Павел понял, что если он мог читать журнал, значит, у него была хоть какая-то свобода доступа к печати. Это уже было много, учитывая строгость сталинских лагерей.
Больше всех статье радовались Семен и Августа. Семен купил два десятка журналов и раздавал всем знакомым:
— Это мой братик Павел написал. Вот какой у меня брат. Обязательно прочтите статью моего брата Павла Берга. Он настоящий русский интеллигент.
— А почему фамилия другая — Берг?
— Потому что это мой родной двоюродный брат.
Августа вторила:
— Как тонко и культурно ты написал о таком сложном предмете!
Павел становился известен в интеллектуальных кругах, и сияющая Мария гордилась своим мужем.
28. В сочинском санатории
Павлу удалось приготовить Марии сюрприз — он достал путевки в военный санаторий в Сочи. Впервые в жизни оба они ехали к морю. Как командир старшего ранга он получил литер на билеты в купированный вагон, не надо было тесниться и делить полки с другими пассажирами. Почти четыре дня они ехали по России, смотрели в окна вагона, перед ними пробегали пейзажи вроде бы самой богатой части страны — Орловщина, курская земля, харьковская житница, ростовские поля. Они поражались, до чего разорены эти места, какая нищета вокруг. Раньше повсюду на остановках поездов крестьянки приносили на продажу множество продуктов — творог, молоко, вареные яйца, яблоки свежие, яблоки моченые, жареных кур и уток, свиной холодец, лепешки, вареных раков, соленые грибы и огурцы, всевозможные свежие овощи, рыбу вяленую, рыбу копченую. Теперь всего две-три торговки стояли на остановках и у них было мало товара. Зато на каждой станции толпилось много нищих, теснящихся у вагонов и просящих милостыню. Особенную жалость вызывали оборванные и тощие дети, протягивающие за подаянием худенькие руки. Сколько раз Павел ни заговаривал с ними, всегда оказывалось, что все они сироты.
— Тятьку убили, а мамка с голода померла, — жалобно ныли они.
Может быть, некоторые и привирали, но в основе их нищеты была суровая правда разоренной страны. Мария так расстраивалась, что перестала на остановках выходить из вагона. Но Павлу надо было добывать хоть какую-то еду. Все же, чем ближе было к югу, тем больше выносили к поезду еды, появились даже фрукты.
После серого московского неба в Сочи их поразили яркое солнце и жара. Все для них было ново: и обилие незнакомых
Их санаторий располагался в новом здании, построенном в форме корабля, с большими террасами, застекленной столовой, у него имелся прямой спуск к морю. Первый раз в жизни они бездельничали, купались, загорали и — наслаждались друг другом.
Мария привезла специально для курорта сшитое платье, у нее была белая юбка, синяя блузка, белые шорты для тенниса и два сменных купальника. В разговорах с другими отдыхавшими в столовой, на пляже и на прогулках Мария часто повторяла:
— Мы с мужем… мы с мужем… мы с мужем… — ей нравилось быть замужней женщиной и показывать это другим.
Она с гордостью ходила по песчаным аллеям под руку с высоким красавцем Павлом, одетым в белые брюки и белую рубашку с короткими рукавами, так что видны были его загорелые мускулистые руки, и в белых парусиновых туфлях. А он действительно чувствовал себя с ней богатырем.
В санатории они знакомились с разными людьми, большей частью это были командиры армии из провинциальных военных округов, общение с ними было малоинтересным для Павла, и еще меньше — для Марии. Их внимание привлек один из отдыхающих: пожилой человек солидной интеллигентной наружности гулял по аллеям с такой же пожилой дамой, очень видной, со следами былой красоты. Как-то раз, поравнявшись с ними на прогулке, он обратился к ним первым:
— Позвольте узнать, вы москвичи?
— Жена — коренная москвичка, а я — новоиспеченный.
— Мы с женой тоже москвичи. Моя фамилия Плетнев. Я доктор.
— Очень приятно, товарищ доктор. Моя жена Мария как раз почти доктор — студентка-медичка. Меня зовут Павел, Павел Берг. Я преподаю военную историю в академии имени Фрунзе.
— Вот как, очень интересно. Я читал статью какого-то Берга про еврейских художников. Это не вы ли написали?
Павел скромно промолчал, но Мария, гордясь мужем, тут же выпалила:
— Да, конечно, это его статья. Вам понравилось?
— Очень понравилось.
Жена Плетнева произнесла низким голосом:
— О, я тоже читала и получила большое удовольствие.
Они разговорились и с тех пор стали проводить вместе время на прогулках и на пляже. Плетнев попросил начальника санатория посадить их за один стол в столовой. Павел с Марией заметили, что начальник сам подошел к нему, очень почтительно здоровался с Плетневым, расспрашивал, доволен ли он. И врачи санатория относились к нему особо почтительно. Оказалось, что он профессор медицины, заслуженный деятель науки. Мария была в восторге от знакомства:
— Павлик, так это же знаменитый профессор Плетнев, мы же учимся по его учебнику! А его жена, такая величественная дама! Знаешь, мне иногда хочется заглянуть на много-много лет вперед и увидеть там нас с тобой. Неужели я растолстею, постарею и стану такой вот величественной дамой?
— Машуня, ты будешь величественная, но никогда не постареешь — но крайней мере, в моих глазах.
Плетневы назвали их «наши молодые друзья» и расспрашивали об их жизни:
— Понимаете, мы уже стары, поколение, выросшее и сформировавшееся до революции. Нам интересно, каким воздухом дышит первое советское поколение.