Семья Рубанюк
Шрифт:
«Позовет часового, и меня сейчас уведут», — мелькнула мысль у Александры Семеновны. Она быстро выключила радиоприемник и зажала в руке бумажку.
Около порога солдат остановился.
— Я нишего не видеть, — произнес он вполголоса, не оборачиваясь. — Никто… Дейтше официр нишего не должен знать… Капут вас, капут менья…
Он шагнул в сени, потом было слышно, как он переговаривался на крылечке с часовым.
Спустя минуту Александра Семеновна, упрятав бумажку под лифчик, вышла из хаты.
— Спокойный нош…
За ночь Александра Семеновна переписала сообщение Совинформбюро набело и, вырвав из школьной тетрадки чистые листки, сняла еще несколько копий. Писала печатными буквами, чтобы измените почерк, и управилась только перед утром.
Проснулась она часов в семь, уже было светло.
Сашко сидел на ворохе соломы, посапывая, обувался. За ночь сапоги его покоробились и не лезли на ноги.
— Куда мать пошла, Сашуня? — спросила Александра Семеновна, быстро одеваясь.
— Лежанку топят у «Шпахена».
— А ты куда собираешься?
— С Колькой в одно место… Дело у нас есть.
Он справился, наконец, со своей обувью.
— Сашуня… — Александра Семеновна подошла к нему и заглянула в глаза. — Так ничего и не расскажешь, что видел в лесу?
Он решительно помотал стриженой головой.
— Дурачок, мне же можно знать!
— Тато сказали, чтоб я себе язык откусил, а никому ничего. Сашко напялил пальтишко, шапку. Александра Семеновна пытливо разглядывала его. Сообщения Совинформбюро мог отнести он. Ей надо было торопиться в лазарет, да и не следовало навлекать подозрения частыми посещениями Девятко.
— Вот что, — сказала она, — если уж ты такой твердый, я тебе тоже доверю одно поручение.
Она положила пачку бумажек в карман его штанов.
— Отнеси это Кузьме Степановичу. Лично ему и никому больше, и чтобы никто не знал…
Нагнувшись к уху мальчика, шепотом добавила:
— С нами сделают то же, что с Ганной, если попадет к полицаям.
Сашко деловито пощупал через материю штанишек плотный пакет, кивнул: — Отнесу…
Александра Семеновна проводила его за ворота, подождала, пока он исчез в переулке, и пошла в лазарет.
Все же, работая, она весь день не могла подавить в себе чувства тревоги. У нее не было никакого опыта подпольной деятельности; возможно, она уже с первых шагов допустила промах, пользуясь радиоприемником на глазах у Бунке и положившись на мальчика.
Нужно было посоветоваться обо всем с Кузьмой Степановичем. Александра Семеновна решила пойти к нему сразу же после работы, как только смеркнется.
Но вечером, выйдя из лазарета, она встретила Девятко на улице. Кузьма Степанович сам
Покашливая, опираясь на палочку, он шагал рядом с ней и, хотя вблизи никого не было, говорил осторожно, вполголоса. Узнав, как была добыта советская сводка, он покачал головой.
— Ненадежное дело, Семеновна. Сегодня этот самый ваш «Шпахен» до радио подпустит, а завтра сам же и в гестапу отведет.
— Так он из рабочих, — возразила женщина. — Офицер его избил, он злой на него, Гитлера ругает…
— Нет, Семеновна… Пока будем на самих себя надеяться… Такой, как фон Хайнс, держать при себе ненадежного солдата не будет. Не надо связываться…
— Тогда скорее свой приемник надо налаживать, — с раздражением сказала Александра Семеновна. — Что ж так сидеть?
— То вопрос другой… Наладим.
Разговор этот оставил у Александры Семеновны чувство досады. Ей хотелось решительных и смелых действий, а старик, по ее мнению, чересчур осторожничал.
И вечером, когда Бунке, заглянув в коморку, многозначительно глядя на Александру Семеновну, сказал, что уходит к товарищам играть в карты, и предложил ключи от хаты, она поколебалась, прежде чем взяла их.
…Через сутки в село пришел с железнодорожного полустанка Кузьма, брат Катерины Федосеевны. К Рубанюкам домой он зайти не решился и вызвал сестру к Лихолитам.
Он сидел в маленькой комнатушке с Кузьмой Степановичем. Перед ними стояла сковородка с остывшей, нетронутой яичницей. По лицам обоих Катерина Федосеевна увидела, что они чем-то очень озабочены.
— Вот, сваха, дело какое, — сказал Кузьма Степанович, задумчиво потирая пальцами выпуклый блестящий лоб. — Надо вашему Сашку в лес идти.
— Одному?
— Больше некому. Одному и аккуратней…
— Не препятствуй, Катря, — поддержал Кузьма. — Надо вот как!
Он выразительно провел ребром ладони по заросшему курчавым волосом кадыку.
— Боязно… Малый, — со вздохом сказала Катерина Федосеевна.
Вечером Кузьма Степанович, вручая Сашку запечатанный конверт, адресованный командиру партизанского отряда товарищу Б., спросил:
— Куда положишь?
— В шапку. Или под стельку в чобот.
— Не годится. Намокнет. Идти тебе далеко…
Бумажку зашили в подкладку пальтишка.
— Ну, а если тебе кто встретится? — проверял Девятко. — Что ты будешь говорить?
— Иду, мол, до дядька Кузьмы… Разъезд около леса.
— Зачем?
Сашко морщил лоб, с минуту раздумывал.
— Тетка, мол, штанцы должна скроить. Старые у меня лезут… Вот…
— Это можно.
У Сашка вдруг заблестели глаза, и он заговорщицким шепотом спросил:
— Дядько Кузьма Степанович… А пистолет можно взять с собой?