Семья Зитаров. Том 1
Шрифт:
— Нечего беречь баронское имущество! — говорили они, растаскивая полные мешки сочных плодов. Они не скупились и щедрой рукой угощали батраков, у которых не хватало смелости пойти в погреб. Только Эрнест не отставал от них и притащил домой изрядный мешок яблок. Мать с отцом принялись бранить его, но он отнесся к этому спокойно: баронское имущество нечего жалеть.
4
За месяц, прожитый в чужом имении, старый Зитар пришел к убеждению, что дальше так жить невозможно. Он, привыкший не только выполнять все тяжелые крестьянские работы, но и быть хозяином в доме, водить суда и распоряжаться всем по своему усмотрению, в роли батрака-поденщика
Зитар заговорил о дальней поездке — в Архангельск, Одессу, Владивосток… Это очень далеко. Но разве не бывал он в самых отдаленных уголках света и разве не находил каждый раз дорогу домой? Ведь это же не навсегда, только до окончания войны. Потом можно будет опять возвратиться на родину. Каждый день следовало ожидать нового наступления немцев, а жизнь под их игом Зитары рассматривали как величайшее унижение.
Важным обстоятельством, натолкнувшим их на мысль об отъезде, была весть, принесенная Зитарам одним из их дальних соседей — Ремесисом, уехавшим из дому в тот момент, когда немцы уже вступили на прибрежную полосу. Он будто бы своими глазами видел, как кавалеристы подожгли строения усадьбы Зитаров, и она сгорела дотла. Если это действительно так, значит, Зитары остались без родного крова и им незачем торопиться назад.
Почти каждый день какая-нибудь семья беженцев уезжала в Россию. Оставшихся пугал призрак голода, который с каждым днем становился все ощутимее. Надвигающаяся зима представлялась всем грозной и безрадостной. А солдаты-сибиряки рассказывали о своей богатой родине заманчивые вещи: там хлеба столько, что некуда девать. Плодородная степь ждет не дождется новых пахарей, земли можно получить по пятнадцать десятин на каждого мужчину, и за это ничего не надо платить. Рыбы в реках столько, что летом крестьяне собак не кормят, они сами могут наловить рыбы. А для охотников в сибирских лесах настоящий рай: лисы, куницы, белки, рыси, медведи кишмя кишат, не говоря уже о зайцах и всякой дичи. Дешевизна там такая, что можно хозяйствовать с самыми пустячными деньгами.
Каждый вечер в комнате Зитаров подолгу судили и рядили. Сначала вся семья ополчилась на капитана, но его это не смутило. Терпеливо, приводя все новые доводы, он не только убедил свою семью, но даже и соблазнил ее ожидаемыми на чужбине благами. Романтическая даль — Владивосток на берегу Тихого океана, — возможность легко добыть пищу, богатая и красивая природа — о чем еще может мечтать изгнанник?
Янку окрыляли мечты о Владивостокском мореходном училище, куда он непременно поступит, как только приедет. Летом можно проходить практику на судах, ходить на Камчатку, в Японию, Китай. Эрнеста привлекали богатые золотом сибирские горы и реки: он обязательно уйдет на золотые прииски и через несколько лет вернется на родину богачом.
Всем этим рассуждениям и фантазиям положил конец Карл Зитар: однажды вечером он совершенно неожиданно появился в имении и разыскал родных. Серая офицерская шинель его была без погон, левая рука на перевязи.
— Сынок, милый, да ты никак опять ранен! — запричитала мать. — Совсем себя не бережешь.
— Пуля не спрашивает, сколько у тебя ранений, — ответил, улыбаясь, Карл.
— Ты уже не носишь погоны, — отметил отец. — Разве и тебя… забаллотировали?
— Пока нет.
Когда улеглось первое волнение, вызванное встречей, Карл объяснил, как он здесь очутился.
— Ничего не было бы удивительного, если бы стрелки и меня забаллотировали и выгнали из полка… вместе с кучей бесчестных офицеров. При отступлении из-под Риги с нашим полком случилась загадочная история, которая довела и без того озлобленных стрелков до состояния безумной ярости. Командир полка был ранен и в тот момент находился в полевом госпитале, его замещал некий капитан. То ли умышленно, то ли из-за неумелого командования — вероятнее всего последнее — наш полк заблудился в видземских лесах и едва не попал в плен к немцам. Когда стрелки стали намекать на предательство командования, капитан вдруг точно в воду канул, оставив полк на произвол судьбы. А тем временем немецкие войска окружили полк с трех сторон. Весть об этом дошла до старого полковника. Покинув госпиталь, он вместе с каким-то крестьянином на мужицкой подводе примчался в полк. Крестьянин был хорошо знаком с местностью и по лесным тропинкам вывел полк в безопасное место. Ничего плохого не случилось, но с того момента пропасть между стрелками и офицерами стала еще глубже. Кандидатуру каждого офицера ставили на голосование. Тех, кого сочли враждебными революции, немедленно арестовали. Половину забаллотировали и отставили от командных должностей. Меня это не коснулось, я еще две недели после этого командовал своим батальоном на участке фронта между берегом Рижского залива и Цесисом. Там меня и ранило в третий раз. Ранение оказалось не тяжелым и не опасным, но я потерял много крови. Врачебная комиссия предоставила мне трехмесячный отпуск. Когда этот срок пройдет, мне надо явиться на комиссию. А сейчас я могу делать, что хочу, и ехать хоть на Камчатку.
— А погоны? — не удержалась Эльза.
— Я сам их снял. Многие это теперь делают.
— А как ты нас нашел? — поинтересовался Янка.
— У одного командира отделения из моего батальона в этом имении живут родители. Отец приехал навестить сына — тут ведь не бог весть какое расстояние, всего тридцать километров. Он упомянул о каких-то Зитарах с побережья, приехавших сюда в начале сентября. Я сразу решил, что это вы.
Вечером вся семья долго совещалась. Все хотели знать мнение Карла: оставаться ли здесь на зимовку или эвакуироваться в глубь России? Карл высказался за отъезд.
— Конечная цель немецкой армии ни в коем случае не Лимбажи или Рауна. Она попытается промаршировать до Петрограда. Надо думать, что Керенский облегчит нашим противникам достижение этой цели так же, как помог… занять Ригу.
— Керенский? Ты думаешь, что он… — у капитана Зитара не хватило мужества произнести страшное слово «предатель».
— Чего там думать?.. — Карл пожал здоровым плечом. — Это и слепому видно. А мы не слепые. Если сопоставить события в Петрограде и у нас в Риге, до ее падения, становится ясно: Керенский своей армии — если вообще русскую армию можно назвать его армией — боится больше, чем войск Вильгельма. Нечего раздумывать, надо уезжать, пока еще не началась зима.
На следующее утро он встретился с Сармите. Днем позже капитан Зитар вместе с Карлом и Сармите сели в поезд и поехали в Валмиеру зарегистрироваться в эвакуационном отделе. Они записались в эшелон беженцев, который через неделю отправлялся на восток. Конечной целью путешествия они избрали Владивосток.
Капитан и Сармите на следующий день возвратились в имение, и обе семьи принялись собираться в дальнюю дорогу, а Карл остался в Валмиере, чтобы привести в порядок свои дела в военных органах и получить необходимые документы.
Неделю спустя, продав вещи, которые нельзя было взять с собой, Зитары и Валтеры уехали в Валмиеру, где их ожидал Карл.
Они садились в вагон дождливым, хмурым осенним днем. Город был наводнен солдатами и беженцами. Всюду чувствовалась настороженность и тревога, на всех лицах ясно можно было прочесть один вопрос: что же теперь будет? Армия распадалась. На станции и по улицам скитались кучки дезертиров, с юга грозили немецкие войска. И растерянный народ не находил ответа на свои сомнения.