Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII
Шрифт:
— Орест встречается с Пиладом! Да еще в ту минуту, когда он собирался заколоть в угоду богам негодяя, который отнюдь не принадлежит к родне царя царей,— можете быть в этом вполне уверены!
— Кого я вижу! Это вы, дорогой Сен-Мар! — восклицал де Ту.— Как же так! Я и не знал, что вы прибыли в лагерь! Да, как есть — это вы; узнаю вас, хоть вы и побледнели! Любезный друг, вы хворали? Я часто писал вам; вы мне все так дороги, как во времена нашей детской дружбы.
— А я очень виноват перед вами,— ответил Анри д'Эффиа, — но я поведаю вам обо всем, чем я жил это время; я все расскажу вам, а писать об этом мне было совестно. Но какой вы добрый, ваша дружба выдерживает любое испытание!
— Я слишком хорошо вас знаю,— продолжал де Ту, — я верил, что в наших отношениях нет места гордыне и что моя душа всегда находит отклик в вашей.
С этими словами они обнялись, и глаза их увлажнились сладостными слезами, которыми люди плачут столь редко и от которых сердцу становится так отрадно.
Это длилось всего лишь мгновенье; однако, пока они обменивались приветствиями, Гонди не переставал теребить их за плащи, говоря:
— На коней! На коней господа! Успеете еще нацеловаться, раз вы уж такие нежные; смотрите, как бы нас не задержали, и постараемся скорее покончить с этим делом,— вон приятели уже подъезжают. Положение у нас не из лучших, перед нами три молодца, неподалеку — стрелки, и испанцы — наверху; враг с трех сторон.
Не успел он кончить фразу, как шагах в шестидесяти от них показался господин де Лоне с секундантами, выбранными им скорее из среды своих личных друзей, чем из среды сторонников кардинала; он поднял, как говорится в манежах, коня на короткий галоп и по всем правилам искусства изящно подъехал к своим молодым противникам и важно приветствовал их.
— Господа,— сказал он,— хорошо бы нам, мне думается, поскорее выбрать себе противников и приступить к делу, ибо поговаривают о наступлении и мне надо быть на своем посту.
— Мы готовы, сударь,— ответил Сен-Мар,— а что касается выбора противников, то мне хотелось бы встретиться с вами. Я не забыл маршала де Басомпьера и Шомонский лес, и вам известно мнение мое о вашем дерзком приезде в замок моей матушки.
— Вы еще молоды, сударь; у вашей матушки я вел себя как светский человек, с маршалом — как капитан гвардии, с господином аббатом, который вызвал меня,— как дворянин, и точно так же буду иметь честь вести себя и с вами.
— Если я вам это позволю,— заметил аббат, уже в седле.
Они отметили шестьдесят шагов — да на лужайке и не нашлось бы больше места; аббата де Гонди поместили между де Ту и его приятелем, который оказался ближе Всех и крепостному валу, где двое испанских офицеров и человек двадцать солдат разместились как на балконе, чтобы посмотреть на дуэль вшестером — зрелище для них довольно привычное. Видно было, что они радуются ему не меньше, чем бою быков, и смеются диким, язвительным смехом, выдающим их арабскую кровь.
По знаку Гонди шесть лошадей ринулись галопом и встретились на середине арены, не задев друг друга; в тот же миг почти одновременно раздалось шесть пистолетных выстрелов, и облако дыма окутало дерущихся.
Когда он рассеялся, из шести коней и шести всадников в целости оказались только трое всадников и трое коней. Сен-Мар, сидя верхом, протягивал руку своему противнику, столь же спокойному, как и он сам; на другом конце де Ту подошел к своему противнику, лошадь которого он убил, и стал помогать ему подняться; что же касается Гонди и де Лоне, то ни того, ни другого не было видно. С тревогой разыскивая их, Сен-Мар заметил поодаль лошадь аббата — она носилась по кругу, волоча за собой будущего кардинала, который зацепился ногой за стремя и ругался так, словно всю жизнь только и изучал солдатский словарь; при падении, стараясь ухватиться за траву, он до крови разбил себе нос и руки: но невольно царапал шпорой брюхо лошади и с досадой видел, что она направляется ко рву с водой, окружающему бастион; но тут Сен-Мар, устремившись ей наперерез, к счастью, схватил ее за повод и удержал.
— Как видно, дорогой аббат, вы не так уж сильно ранены, ибо выражаетесь весьма решительно!
— Черт возьми! — кричал Гонди, протирая глаза, которые ему засыпало землей.— Чтобы выстрелить в лицо этому великану, мне поневоле пришлось нагнуться вперед и приподняться на стременах; из-за этого я и потерял равновесие; но он, кажется, тоже свалился.
— Вы не ошибаетесь, сударь,— ответил подъехавший к ним де Ту,— вон лошадь его плавает во рву вместе с хозяином, вы ему раздробили череп. Надо поскорее скрыться.
— Скрыться? Не так-то легко, господа,— сказал появившийся тут же противник Сен-Мара. — Слышите пушечный выстрел? Это сигнал к атаке; я не ожидал, что его подадут так рано; если мы поедем обратно, то встретимся со швейцарцами и ландскнехтами, которым поручен этот участок.
— Господин де Фонтрай прав,— сказал де Ту,— но если мы не повернем обратно, то попадемся испанцам,— вон они уже бегут к оружию, и сейчас пули засвистят у нас над головой.
— Что ж, обсудим положение,— сказал Гонди,— позовите же господина де Монтрезора, зря он разыскивает тело бедняги де Лоне. Ведь вы, господин де Ту, не ранили господина де Монтрезора?
— Нет, господин аббат, не всем дано счастье обладать такой рукой, как ваша,— с горечью ответил подошедший к ним Монтрезор; он хромал после падения,— у нас уже нет времени продолжать дуэль на шпагах.
— Что до меня, господа, то я отказываюсь от дуэли,— сказал Фонтрай,— господин де Сен-Map поступил со мной слишком благородно; мой пистолет дал осечку, а его уже коснулся моей щеки, и, право же, я еще чувствую прикосновение пистолета; но господин де Сен-Map великодушно отвел дуло и выстрелил в воздух; я этого никогда не забуду, и отныне я предан ему до гроба…
— Не в этом дело, господа,— прервал его Сен-Мар,— сейчас пуля прожужжала у меня над самым ухом; атака началась со всех сторон, и мы зажаты между нашими и неприятелем.
И действительно, отовсюду слышалась пальба; крепость, город и войска обволокло дымом; один только бастион, против которого они находились, не подвергся атаке, и его персонал, по-видимому, не столько готовился защищать его, сколько наблюдал за судьбой остальных укреплений.
— Противник, кажется, предпринял вылазку,— сказал Монтрезор,— дым в долине рассеялся, и кавалерийские части неприятеля атакуют под прикрытием крепостного орудия.