Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII
Шрифт:
Король уже собирался повернуть обратно, когда герцог де Бофор, стараясь угодить, удивленно воскликнул:
— Что это, государь, орудийный ли огонь у меня еще в глазах, или я с ума сошел от солнечного удара? Мне чудится, что вон на том бастионе видны всадники в красных мундирах и они страшно похожи на легкую кавалерию вашего величества, которых мы считали убитыми.
Кардинал нахмурился.
— Этого быть не может, сударь,— возразил он,— господин де Куален из-за своей неосторожности погубил всю конницу его величества; поэтому-то я сейчас и осмелился доложить его величеству, что если бы эти бесполезные отряды были упразднены, то от этого, с военной точки зрения, получилась бы только польза.
— Нет, уж позвольте, выше высокопреосвященство,— настаивал герцог де Бофор,— я не ошибаюсь. Вот семь-восемь кавалеристов идут пешком и ведут пленных.
— Так поедемте туда и посмотрим,— равнодушно сказал король, — если там отыщется и мой старик Куален, я буду очень рад.
Всем пришлось последовать за монархом.
С большими предосторожностями лошади короля и свиты прошли по болотам, среди осколков снарядов, а на холме, к всеобщему удивлению, были обнаружены два отряда королевской гвардии, выстроившиеся в боевом порядке, словно на параде.
— Хвала богу! — воскликнул Людовик XIII.— Кажется, все до одного целы! Итак, маркиз, вы сдержали слово и в конном строю одолели крепостные стены.
— Мне кажется, место выбрано крайне неудачно,— презрительно сказал Ришелье,— отсюда нельзя содействовать взятию Перпиньяна, зато жертв, вероятно, было много.
— Да, вы правы,— сказал король (он впервые обратился к кардиналу не так сухо, как говорил с ним после их встречи, когда была получена весть о смерти королевы),— и я весьма сожалею о крови, которую пришлось здесь пролить.
— В атаке, государь, было ранено только двое наших молодцов,— ответил старик Куален,— зато мы тут приобрели новых товарищей по оружию в лице добровольцев, которые и послужили нам проводниками.
— Кто они такие? — спросил король.
— Трое из них, государь, скромно удалились, но самый молодой, которого вы изволите видеть, как раз и был первым среди атакующих, и его пример подсказал мне, как действовать. Оба отряда просят о чести представить его вашему величеству.
Сен-Мар, находившийся верхом позади старого командира, снял шляпу, и все взоры обратились на его юное бледное лицо, большие черные глаза и длинные каштановые кудри.
— Он напоминает мне кого-то, — сказал король,— а как по-вашему, кардинал?
Ришелье, уже успевший бросить на незнакомца проницательный взгляд, ответил:
— Если не ошибаюсь, этот юноша…
— Анри д'Эффиа,— громко сказал, кланяясь, доброволец.
— Как же так, государь? Ведь именно о нем я докладывал вашему величеству и сам должен был вам его представить. Это младший сын маршала.
— Ах, пусть лучше представит мне его этот бастион, — резко возразил король.— Это вполне к лицу тому, кто носит имя нашего старого друга, дитя мое. Следуйте за мной в лагерь, нам есть о чем с вами поговорить. Но что я вижу? И вы здесь, господин де Ту? Приехали кого-нибудь судить?
— Вероятно, государь, он приговорил к смерти немало испанцев, ибо он вошел в крепость вторым,— ответил Куален.
— Я никого не убивал, сударь,— прервал его де Ту, краснея,— это не мое ремесло; никаких заслуг у меня здесь нет, я просто сопутствовал господину де Сен-Мару, моему другу.
— Ваша скромность нам по душе не меньше, чем его отвага, и мы не забудем этой вашей черты. Кардинал, нет ли где-нибудь вакантной должности председателя суда?
Ришелье не любил господина те Ту, но так как причины, по которым он ненавидел того или иного человека, всегда бывали скрыты, то поиски их обычно ни к чему не приводили; однако в данном случае вырвавшиеся у кардинала слова все разъяснили. Неприязнь его основывалась на фразе, сказанной президентом де Ту, отцом молодого чиновника, в его «Истории»; эта фраза изобличала двоюродного деда кардинала, который был сначала монахом, потом отступился от веры и запятнал себя множеством пороков.
Ришелье склонился к Жозефу и шепнул:
— Видишь этого человека? Его отец вписал мое имя в свое жизнеописание. Ну что ж, придется мне ответить ему тем же.
И действительно, он впоследствии вписал это имя кровью в историю своей жизни. В настоящую же минуту, чтобы уклониться от ответа королю, он сделал вид, будто не слышал вопроса, и что-то сказал о заслуге Сен-Мара и о том, что будет рад видеть его при дворе.
— Я заранее обещал, что назначу его капитаном моих гвардейцев,— сказал монарх.— Назначьте его на эту должность завтра же. Я хочу ближе познакомиться с ним, и если он мне понравится, то впоследствии получит повышение. Поедемте; солнце садится, а мы далеко от армии. Прикажите, чтобы мои доблестные гвардейцы следовали за нами.
Передав это распоряжение,— из которого он позаботился исключить похвальный отзыв монарха,— министр занял место справа от короля, и кавалькада направилась в лагерь, доверив бастион охране швейцарцев.
Оба отряда медленно прошли сквозь брешь, которую столь стремительно пробили; они были мрачны и молчаливы.
Сен-Map приблизился к своему другу.
— Герои остались без награды,— сказал он,— ни единой милости, ни единого лестного слова!
— Зато я, приехавший сюда против воли, удостоился похвалы, — ответил простодушный де Ту. — Таковы придворные нравы, такова жизнь; но есть над нами и судьям истинный, которого ничем нельзя ослепить.
— Это не помешает нам завтра же, если понадобится, сложить голову на поле сражения,— заметил, смеясь, юный Оливье.
Глава XI ОШИБКИ
А Сен-Гилен, тот в свой черед
На стол швырнул три кости разом.
Взглянул на черта хитрым глазом
И молвил: «Кто ж из нас вперед
Владеть его душою будет?»
Старинная легенда
Чтобы предстать перед королем, Сен-Мару пришлось сесть на коня одного из кавалеристов, раненых в стычке, ибо своего он лишился у подножья крепостной стены. Выход двух отрядов через брешь потребовал довольно много времени, и они все еще шли и шли, когда Сен-Мар почувствовал, что кто-то коснулся его плеча; обернувшись, он увидел старика Граншана, который держал под уздцы прекрасную пегую лошадь.
— Соблаговолите, ваше сиятельство, сесть на собственного коня,— сказал он.— Я надел на него седло и бархатный чепрак, расшитый золотом, которые подобрал во рву. Подумать только — ведь их мог захватить какой-нибудь испанец или даже француз: в наши дни развелось немало людей, которые хватают все, что попадется под руку, как свою собственность, да и недаром говорят: «Что с возу упало — то солдату в руки попало». Они могли бы утащить и четыреста золотых экю, которые ваше сиятельство,— не в укор будь сказано,— забыли в седельных кобурах. А пистолеты-то, да еще какие пистолеты! Я их купил давным-давно в Германии, а они все такие же исправные, и спуск работает не хуже, чем в день покупки. Хватит и того, что убили бедного вороного, который был родом из Англии,— это также верно, как то, что я родом из Тура в Турени; зачем же было бросать такие ценные вещи, ведь они могли достаться неприятелю.