Сентябрьские розы
Шрифт:
– Прощайте, друг мой, спасибо за все, – ответил Фонтен и встал в очередь.
Уже ступив в самолет, он обернулся и увидел Лолиту, которая в последний раз состроила ему трогательную гримасу. В следующее мгновение он был уже в салоне самолета и с трудом пытался застегнуть ремень кресла. На помощь ему пришла стюардесса. Это была веселая темноволосая американка.
– You must be a big shot, – сказала она. – They made a lot of fuss about you. [50]
50
Должно быть, вы важная персона. Вокруг вас такой ажиотаж (англ.).
Но Фонтен так плохо говорил по-английски, что она утратила к нему интерес. Все быстрее и быстрее крутились винты. Когда самолет набрал высоту, Фонтен бросил взгляд в иллюминатор. Он увидел ущелья и пики гор, озаренные утренним солнцем, и далеко на равнине серебряную ленту Магдалены. И тогда он с горьким сожалением вспомнил полет в Медельин. Каким юным и счастливым ощущал он себя тогда! Он наугад
51
Пер. Н. Немчиновой.
В глубоком кармане спинки впередистоящего кресла имелась карта, меню и лист голубой бумаги, предназначенной для заметок пассажира. Он достал карандаш, положил этот листок на томик «Пармской обители» и почти бессознательно принялся писать на мотив грустной мелодии, которую напевала Лолита:
Придет минута расставанья,Но мной не будет позабытаЧерез года и расстояньяМоя Лолита!Так он настрочил десяток куплетов.
«Я возвращаюсь в детство, – подумалось ему. – Как смешно и трогательно».
– Please fasten your belts, [52] – раздался голос стюардессы.
Самолет приземлился в Барранкилье. Взлетная полоса дышала зноем; одетый во все белое префект, предупрежденный министром, по-испански произнес приветственную речь. Фонтен, внезапно утративший способность понимать этот язык, думал: «Теперь со мной нет моей прекрасной переводчицы». Эти десять минут невразумительной беседы показались ему нескончаемыми. Вновь заняв свое место в самолете, он достал из кармана голубой лист бумаги и перечел то, что написал незадолго до этого. «Стихи влюбленного школяра, – подумал он. – Неужели я отныне подобен какому-нибудь заколдованному волшебницей сказочному персонажу, который внезапно вспоминает, кем был прежде?.. Боже мой, да какая разница, коль скоро это ребячество доставляет мне такую радость?»
52
Пожалуйста, пристегните ремни (англ.).
Он попытался было опять погрузиться в чтение «Пармской обители», но каждая страница возвращала его к событиям этих дней, ярким и сладостным. Выйдя из задумчивости, он достал еще один листок бумаги и на этот раз написал:
Мгновенья счастья!Короткий сонЛюбви и страсти.Да был ли он?Под дальним небомТебя узнал.В мечту и негуТвой голос звал.Тот образ женскийВ ночной тишиЛишь отраженьеМоей души.Тот вечер в Торке.Пустынный пляж…Неужто толькоМечта? Мираж?В ночи ль безликой,При свете дня,Ты, Эвридика,Ведешь меня.Неужто этоВсего лишь сон?В лучах рассветаПусть длится он.Любовь наполнитВсю жизнь мою.Я буду помнитьТебя в раю.Когда ему удалось облечь свою ностальгию в некую форму, он почувствовал умиротворение и закрыл глаза. Поскольку перед этим он провел бессонную ночь, ему все-таки удалось заснуть. Ему снилось, что он в Нью-Йорке, стоит в огромной аудитории, где ему предстоит читать лекцию, и в последний момент вдруг осознает, что совершенно не знает, о чем говорить. Он внезапно проснулся, охваченный тревогой. Хорошенькая стюардесса трясла его за плечо.
– My! You are a good sleeper! – говорила она. – This is Panama. [53]
53
Вы хорошо выспались. Уже Панама (англ.).
В Майами ему пришлось сразиться с безжалостным американским таможенником из-за серебряного стремени.
– Мне это подарили в Перу… Это исключительно сентиментальная ценность.
– Yeah? – иронично вопрошал таможенник. – Sentimental, it is? But it’s also solid silver and an antic… Sentimental silver, a? [54]
В конце концов все уладилось.
XVI
Долорес
Отель «Гранада»,
Богота
Я смотрела, как вы уезжаете, и глаза мои заволакивало слезами, когда внезапно самолет поглотил вас. Все было кончено… Прощай, твой прекрасный взгляд, прощай, твои чудесные слова. Я словно зависла в пространстве, как насыщенное дождем облако, меня переполняли тоска и грусть. Я кусала губы, и боль помешала мне разрыдаться. Приходилось что-то говорить, произносить банальные слова. К счастью, мне на помощь пришел Мануэль Лопес. Он взял меня за руку и с деликатностью, которую я не могу забыть до сих пор, отвел меня к машине и говорил о тебе, говорил очень тепло… И теперь я осталась одна в комнате со своей смертельной тревогой, со своим страданием. Возможно, напрасно я выбрала такой тон для письма к тебе? Но я страдаю потому, что люблю тебя, и благодарю Небеса за это страдание. Твоя вытянутая рука, твоя ладонь на моем плече, и этот последний взгляд, преисполненный любви… Да благословит вас Господь, дорогой Гийом, за все, что вы мне дали.
54
Да? Сентиментальная? Но это довольно тяжелое серебро, к тому же старинное. Сентиментальное серебро? (англ.)
Гийом Фонтен Долорес Гарсиа
Отель «Пьер»,
Нью-Йорк
Сегодня утром я получил твое первое письмо, Лолита. Столько воспоминаний при одном лишь взгляде на твой почерк! Я вновь вижу твое лицо, тонкую талию и эту складочку нахмуренных бровей, которая даже среди людской толпы кажется некой связующей нитью между нами, тайной и сокровенной.
В Лиме, мне незнакомой,Повстречались с тобой.Ты – моя Перикола.Да простит меня Бог!И в Боготе прекраснойСтала статуей ты,Безрассудной, прекрасной,Воплощенье мечты.И когда выходилаИз бассейна ко мне,Ты была как УндинаВ океанской волне.Но Ундина МедузойОбернулась потом…Стоит ли продолжать?.. Или же это недостойно тебя – и меня тоже? Как я сожалею, что не решился поехать в Медельин и провести там с тобой две недели. Ты бы постучала в мою дверь и спросила: «Я могу побыть здесь немного?» В наших комнатах стояли бы огромные снопы орхидей, и я бы пополнял запасы воспоминаний на зиму. Ах, Лолита!
Долорес Гарсиа Гийому Фонтену
Получила два твоих письма, Гийом, одно из самолета, другое из Нью-Йорка. Писать легко и просто. И все же мне кажется, будто в руках у меня все счастье мира. Со дня твоего отъезда меня не покидала тревога, и вот твои письма вернули мне надежду. Ты рад, что совершил это чудо, no? Это божественное пришествие слов из твоей души прямо в мои глаза, эти чувства, которые не могут быть притворными, вот что ощущаю я в этих листках. Должна признаться тебе: я столько раз читала и перечитывала твои стихи, что выучила их наизусть. Возможно, это ребячество, но так оно и есть… «Ундина…» Я вновь пережила это мгновение, и меня словно переполнила красота, осенившая этот день. Подумать только, все это было! Это редчайшая привилегия, Гийом, пережить подобные часы, и мы были избраны. Hasta pronto, tesoro. Я существую, потому что я люблю, и если бы ты был суров со мной, я могла бы умереть. Я смотрю на собственное тело, преображенное этим чудом, и ласкаю свое лицо, ведь оно принадлежит тебе. Сейчас я отнесу это письмо и уже заранее завидую его участи. Думай обо мне, как я думаю о тебе. Это все, что я могу просить у тебя.
P. S. Неужели я так хороша?
Гийом Фонтен Долорес Гарсиа
Я уже вовеки не забуду,Что Лолита сделала со мной,Ты мне подарила это чудо:Осень жизни, ставшую весной.Но сентябрьских роз горька планида:Суждено им скоро облететь.Как боюсь я декабря, Лолита,Как хочу я больше не стареть.Нью-Йорк, 19 декабря, воскресенье, полное одиночества, страстных мечтаний, сожалений и тоски.