Серая Слизь
Шрифт:
Сначала до меня просто не доходит. Потом доходит… не полностью. Когда доходит окончательно, я дергаюсь, чуть не опрокидывая бутылку на пол, суюсь вперед:
— Видел… В Москве видел. Я разговаривал с людьми, с которыми он там тусовался… Хочешь, я прямо сейчас их наберу… сам спросишь.
— Ну набери.
Подтягиваю к себе валяющуюся тут же на койке куртку, нашариваю в кармане телефон… Кому я там звонил? Лике той самой. Жму клавишу… блок — отрубаю… Руки едва слушаются. “Списки вызовов”… “Набранные номера”… Листаю. Листаю. Московский код — 007095: ищу номера, начинающиеся с этих цифр… Вот! Нет, черт, это канал “Россия”… Ну?… Где?…
Все. Больше ни одного московского номера в памяти. Ни Лики, ни — как его, который из ИксИксЭл? — Карена… Ни номера редакции журнала… Ну еще бы, с моей-то плотностью звонков — давно вытеснены следующими. А в телефонной книжке я их не сохранял, естественно.
Бл-лядь…
Поднимаю глаза на лейтенанта. Тот отслеживает мои манипуляции без особого даже интереса. Юсуф!
— Юсуф, — говорю Кудинову. — Юсуф Нурсалиев. Стрингер… военный оператор… бывший. Он знает Дейча. Знает, что он был в Москве в это время… что он с трэйсерами тусовался…
Так… Глотаю из пузыря. Кликаю телефонный справочник… “Лера”, “ЛНТ”, “Макс”, “Маня”, “Ненашев”, “Ника”, “НТВ”, “НТВ-Лошак”… “Нурс”. Одна стилизованная трубочка на экранчике мечет в другую стилизованный дартс…
— Щас… — подношу к уху. Гудок. Другой. Третий. Не берут. Пятый. Не возьмут. Берут после седьмого.
— Нурс?…
Потрескивающая заминка.
— Н-нет… Это Галя. Его… жена.
— Галя, добрый вечер. Извините бога ради, это Денис Каманин… из Риги… Я могу сейчас с Юсуфом поговорить?…
Снова заминка.
— Он… он умер.
…Анафилактический шок. Кардиогенный анафилактический шок. У Нурсалиева начались осложнения с ногой — воспалительный процесс… Врач выписал антибиотик, в ампулах. Галя сделала ему укол — ей пришлось неплохо освоить медсестринское ремесло… Потом объяснили, что так бывает: медикаментозная аллергия. Тяжелейший анафилактический шок: ураганное ухудшение состояния, кома… Остановка сердца — в “скорой” по пути в больницу.
— Точно эта?
— Точно…
Он еще раз кликает прямоугольничек с вывалившей, оскалясь, едва прикрытые бубсищи коровой — уменьшенную обложку одного из номеров XXL, того, в котором статья про паркур. С упоминанием ФЭДа. И снова — безрезультатно. Не кликается. Глючится сайт. Бывает.
— Глючится, — говорю убито, — сайт…
— Я вижу…
— Но можно же найти этот номер… Журнал…
— Можно… Найдем.
— Есть письмо от криптозоолога… как его… Кондрашина, что ли… с ним Дейч в прошлом году на Чукотку ездил… в Якутию… в моем мейл-боксе… Давай, — суюсь к столу, отбираю мышку. Так… Так. Вот оно.
Кудинов читает письмо Кондрашина. Опять берет мышку, указывает курсором на адрес отправителя:
— Видишь адрес?
— Ну?
— На что заканчивается?
— На “ком”…
— И где ящик?
— На “Яху”…
— Мне тебе надо объяснять, что такой ящик любой может за полчаса сделать бесплатно?
Хочется завыть.
— Ты что… намекаешь… что это… я его создал?
Лейтенант не до конца поворачивает голову в мою сторону, косится молча, снова отворачивается к монитору:
— Ты говоришь, Дейч тебе письма слал?
Да… слал…
— Из интернет-кафе… — говорю безнадежно. Не глядя на лейтенанта, бреду к койке, нагибаюсь, подбираю бутылку. Стоя к Кудинову спиной, всасываю несколько мелких глотков. На последнем возникает острое блаженное подозрение, что вот сейчас я повернусь — и никакого лейтенанта не будет. Я глотаю еще раз — подозрение переходит в избавительную уверенность.
Я поворачиваюсь. Лейтенант есть. По-прежнему стоит у стола, смотрит в экран. Смотрит на меня:
— Ты упоминал Глеба Лапицкого… Я, само собой, не от тебя сейчас это имя впервые слышу… Когда Плотникова стала пробивать автомобильный номер — я понял, что по твоей просьбе, — я его тоже проверил… И вот какая штука получается… Полтора месяца назад Лапицкий действительно пропал. Жене его бывшей пришло “мыло” якобы от его имени, что, мол, уезжаю за границу… лечиться… И адрес отправителя — аналогичный, “яхушный”. Только у погранцов в компьютерах значится, что ни хрена Лапицкий в последние пару лет границу не пересекал.
Когда литературные персонажи оказываются в таких приблизительно ситуациях, им, как правило, мучительно хочется проснуться. Мне сейчас хочется спать. Радикально. Ультимативно. Я понимаю, что мне надлежит как-то реагировать, что-то отвечать, хотя бы что-то соображать. Но в состоянии я только сесть обратно на диван, продолжая безмысленно моргать на Кудинова.
— …поговорил с твоими соседями. Они подтвердили, что розовый “ГАЗ-21” в последний примерно месяц частенько стоит возле вашего дома.
— Ты к чему клонишь? — вяло спрашиваю, прекрасно понимая — к чему.
Лейтенант, на меня не глядя, механически пристукивает по столешнице костяшками левой, механически слоняется взглядом по свалке на столе, механическим жестом изымает что-то из ее центра. Зажигалку. Вертит в руках. Скрежещет самодельным колесиком. Слегка отодвигается от неожиданно длинного языка бензинового пламени:
— Еще о твоих знакомых… С Владимиром Эйдельманом ты же был знаком? Где ты был семнадцатого ноября прошлого года? В день его убийства?…