Сердца тьмы
Шрифт:
— Как изобретательно, — скучающим тоном выдаю я. — Скажи, ты сам придумал этот план или это идея Томаса? Он вероломный ублюдок, но могу признать, что у него на пару мозговых клеток больше, чем у тебя.
Я получаю реакцию, на которую и надеялся, когда вижу маску ярости, опускающуюся на лицо моего брата.
— Ты в последний раз опозорил имя Сантьяго, Данте!
— Ты не можешь выбраться из канавы, придурок, — издеваюсь я, первая нить веревки разрезана. — Наш отец загнал нас прямиком в ад, а потом выгнал обоих.
— Ты намного хуже, чем он когда-либо был.
Это заставляет меня замолчать.
— Армейская жизнь действительно вскружила тебе голову, не так ли? Или твой «инстинкт убийцы» мы должны приписать исчезновению твоей дочери? Что бы это ни было, ты превратился в неуправляемую пушку с талантом к пыткам, и какое-то время я был счастлив использовать это…
— Прекрати нести чушь, Эмилио, — рычу я. — Ради чего на самом деле все это? Бизнес? Забирай его. Обсуди свои разногласия с Сандерсом. Я больше не хочу в этом участвовать.
Эмилио снова начинает смеяться.
— Сандерс будет мертв к утру, но это больше для того, чтобы избавиться от свидетелей. Ты же знаешь, как сильно я их ненавижу, — он засовывает руки в карманы, и мгновение холодно рассматривает меня. — Дело не в деньгах, Данте. Речь идет о душевном спокойствии.
Теперь моя очередь улыбаться, но это скорее гримаса ненависти.
— Ты подводишь черту подо мной, Эмилио? Это мое наказание за то, что я всадил пулю в голову нашему отцу?
Теперь я догадываюсь о его мотивах. Должно быть, это что-то личное, какая-то моя ошибка, боль, которую я причинил ему в прошлом. Тем временем вторая нить веревки выпадает сама по себе. Осталось еще три…
— Нет, эта злоба давно себя изжила. Его нужно было прикончить. Правда в том, что я устал каждый раз оглядываться через плечо в поисках тебя, Данте. Ожидание этого острого ножа, меткой пули, заминированной машины…
— Господи, ты всегда был параноиком, Эмилио, — говорю я, с отвращением качая головой. — Я был вполне счастлив, что между нами тысячи километров.
— И я поверил тебе… Пока ты не узнал правду, что, я думаю, было неизбежным.
Я делаю паузу.
— Какую правду?
— Что у меня тоже есть мерзкая привычка, Данте. Кто-то мог бы назвать это семейной чертой.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? — что-то подсказывает мне, что я вот-вот буду ошеломлен вылившейся на меня кучей темного и извращенного дерьма. Тем не менее, он, кажется, удивлен моей реакцией.
— Но ты, конечно, догадался? Та конфронтация в Колумбии убедила меня, — мгновение он внимательно рассматривает меня. — Или, возможно, нет… Это не имеет значения, ты все равно почти что мертв, — Эмилио склоняет свое изможденное лицо набок и придвигается ко мне так близко, как только осмеливается, пока я смотрю в его плоские черные сумасшедшие глаза. — Мне тоже нравится убивать людей, Данте, — заговорщически шепчет он, — но только тс-с-с… — он машет пальцем перед губами и снова отступает на безопасное расстояние.
Наступает тишина.
— Кого ты убил, Эмилио?
Скажи это, придурок. Не оставляй меня в неведении.
Он снова ухмыляется.
— Ты же не думал, что все веселье перепадет тебе, не так ли?
Я перемещаю взгляд на Томаса, который стоит неподалеку.
— И ты переметнулся на сторону этого сумасшедшего ублюдка? — я кричу на него,
— Месть, — говорит Томас, и это слово звучит как удар молотка. — Валентина была моей девушкой, Данте. Ты ранил ее и два дня я наблюдал, как она истекает кровью.
— Она все еще жива, ты, дурак. Она в больнице в Мозамбике, выздоравливает.
Ты можешь поблагодарить моего ангела за эту толику снисхождения. Если бы это зависело от меня, я бы сразу прикончил двуличную сучку.
— Что, если бы на ее месте была Ив, Данте? Что, если бы все было наоборот? Ты бы оставил меня в живых?
Без шансов… Я бы перерезал тебе горло от уха до уха.
Томас кивает в ответ на мое молчание.
— Вот именно.
Итак, вот оно, мое окончательное решение, где все мои прошлые грехи и преступления сходятся воедино ради адского финала для меня. Я ни о чем из этого не жалею, кроме одного. Что втянул в свою нечестивую неразбериху жизни самого милого чертового ангела, который когда-либо ходил по этой земле. Она не должна была платить за то, что я сделал.
Мой гнев проникает до кончиков пальцев, и я возобновляю резку, вдвойне. Мои пальцы теперь скользкие от крови, и я дважды чуть не роняю нож. Еще одна веревка распускается.
— Изабелла принесла больше всего удовлетворения, — внезапно объявляет мой брат.
Я замираю.
— Данте, — выдыхает Джозеп. — Не слушай его, он морочит тебе голову.
— Диего, — приказывает Эмилио.
Секунду спустя пуля пробивает плечо Джозепа, пригвождая его к бетонному полу. Он молчалив в своей агонии и не доставит Эмилио удовольствия, но я знаю, что это дорого ему обходится. Его руки все еще связаны за спиной, и от натянутых мышц, рана зияет еще больше. Кровь уже пропитала его голубую рубашку. Со своей точки обзора я стараюсь оценить травму как можно лучше. Если я смогу остановить кровотечение, он будет жить, но до тех пор ему будет чертовски больно.
— Я собираюсь выпотрошить тебя за это, Эмилио, — рычу я, поднимаясь на ноги под звуки тридцати мужиков, нацеливающих на меня свое заряженное оружие.
— Ей потребовалось три часа, чтобы умереть, — улыбается он, наконец-то наслаждаясь моим пристальным вниманием.
— Но тела нет, — говорю я хрипло. — Я искал…
— Попробуй обыскать дно озера Тота. Возможно, тебе повезет больше.
Уверенность в его голосе не оставляет у меня почти никаких сомнений. На мгновение я подумываю о том, чтобы покончить со всем этим сейчас, обвив руками его шею. Тридцать пуль в моем теле сделают все быстро, но я не могу оставить Ив. Я знаю, что Томас сделает с ней. Я видел, как он задерживает свой взгляд на ее теле.
— Кого еще? — бормочу я.
— Мать Изабеллы, наша мать… нет, в конце концов, это было не самоубийство.
От несправедливости у меня захватывает дух. Каждая приманка, каждая провокация, которая довела мою жажду крови до таких крайностей, была совершена этим человеком — моим собственным братом.
— Я убил нашего отца из-за этого! — я взрываюсь, не в силах сдержать свой гнев. — Ты заставил меня поверить, что он похитил ее!
Эмилио пожимает плечами.
— Пришло время взять бизнес в свои руки.