Сердце джаза
Шрифт:
Быстро осмотревшись, Альвар понял, что радио тут и не пахнет.
«Осогатан, 140», – повторил он снова. Не забыть бы адрес.
– Тетя Хильда, вы знаете, как добраться до Осогатан?
Она посмотрела на него так, будто он чумной или немец.
– Не стоит тебе туда соваться.
Альвар даже и не помышлял объяснять, куда на самом деле ему надо было попасть.
Вместо этого он сел на стул, указанный тетушкой, и героически отказался от суррогатного кофе, мол, после него он становится слишком непоседливым.
Старушка как-то сразу приободрилась.
– У тебя наверняка есть с собой что-то из еды?
– Да. Папа
Она почувствовала себя еще лучше.
– Так приятно видеть тебя здесь. Надеюсь, ты разумный молодой человек?
На этот вопрос можно было ответить только утвердительно:
– Конечно, тетя Хильда.
Альвар держал руки под контролем, чтобы случайно не забарабанить по столу.
Она разрешила ему спать на кухонном диванчике. И первым делом убрала со спинки десять вязаных салфеточек. Альвар был высоким парнем, но тетушка Хильда сочла, что он сможет как-то уместиться.
12
С началом Второй мировой войны в Швеции были введены талоны на некоторые продукты питания (они назывались «рационированные», то есть самые важные в рационе), чтобы избежать голода и спекуляций.
Как только он найдет работу, будет частично оплачивать аренду, сказал он ей, как велели родители.
Разобравшись со всем, тетушка оставила Альвара одного в кухне, и стало тихо. Но все равно не так, как в Бьорке, где по ночам царила мертвая тишина. Ночь в стокгольмском доме – это целая симфония. Скрипят кровати, орут малыши, кто-то взбирается по ступенькам, спозаранку к работе приступают сборщики мусора.
Альвар лежал на диванчике, скрестив ноги, и слушал Стокгольм. Этим утром он проснулся еще ребенком, которого собирали в дорогу мать и отец. Вечером он был уже молодым человеком, по сути, стокгольмцем.
Эта мысль волновала сердце и мешала уснуть. «Наличка», – повторил он про себя. Коснулся пальцем края дивана и теперь тихонько выбивал ритм, похожий на джаз.
Когда Стеффи вернулась домой, все уже отобедали и сидели перед телевизором.
Папа спросил, где она была.
– У друга.
Джулия недоверчиво посмотрела на нее.
– У тебя же нет друзей.
– Да что ты знаешь?
– Ничего. Да мне и все равно. Кроме того, что ты врешь.
– Перестань, – вздохнула мама. – Стеффи, разогрей себе еду. А ты, Джулия, будь добра, сложи свое постиранное белье.
По телевизору показывают знаменитостей, танцующих с профессиональными танцорами. Эдвин лежит на полу и, подражая им, машет руками. Стеффи заходит в кухню, накладывает спагетти с мясным соусом и разогревает в микроволновой печи. Джулия подбирается сзади, как тень.
– Почему ты врешь?
– Я же сказала, что была не одна.
– Ладно, и как ее зовут?
Стеффи молчит. Она стоит спиной к сестре; соус начинает пузыриться в микроволновке.
– Это он! – торжествующе произносит Джулия.
Стеффи не отвечает, и Джулия развивает свою мысль:
– Это парень! Я так и знала! Или на самом деле не знала.
Стеффи вытаскивает спагетти и наливает стакан молока.
– Ладно, – говорит Джулия, – я все равно разузнаю. Все тайное становится явным,
Стеффи ест спагетти, мясной соус немного пролился на стол. Все очень вкусно.
Над Бьорке висит мертвая тишина, но где-то в Стокгольме раздаются звуки джаза. Может быть, даже в Карлстаде.
– Я все выясню, – повторяет Джулия, выходя из кухни.
В гостиной перед телевизором сидят мама, папа и Эдвин. Член жюри разговаривает со звездной парой. Блондинка-танцорша и мужчина, который, по мнению Стеффи, смахивает на известного футболиста.
– Меня впечатлило, что вы осмелились стоять на месте в танго. Не все идут на такой риск.
Эдвин поднимается и упирает руки в бока.
– Я тоже умею неподвижно стоять!
Стеффи проходит в свою комнату. Ставит самую старую песню Повела Рамеля. Сорок второго года, когда Альвар уехал в Стокгольм. Может, ее в то время крутили по радио. Слышатся звуки фортепиано и вокал, а затем, ближе к концу, вступает кларнет, но в ее голове звучит басовая партия.
Она могла бы взять гитару, но не делает этого.
«Альвар не мог взять в руки ни одного инструмента, когда лежал на диване и чувствовал, как джаз заполняет его всего», – думает она и ложится на кровать.
Иногда достаточно просто почувствовать, как сильно хочется играть.
Глава 7
Классного руководителя 9 «В» зовут Сельма, в честь очень известной писательницы, которая тоже жила в Вермланде [13] . Родители другой Сельмы, вероятно, назвали ее так с добрыми намерениями, не подозревая, что она превратится в толстуху, которая будет преподавать в средней школе и получит прозвище «Семла» или в переводе со шведского – пышка, булка.
13
Сельма Лагерлёф (1858–1940), написавшая чудесную историю про мальчика Нильса, который вместе с дикими гусями облетел всю Швецию (за эту книгу она получила Нобелевскую премию по литературе в 1909 году). Но и для взрослых у нее есть очень интересные книги, например «Сказание о Йосте Берлинге» и «Проклятье рода Лёвеншёльдов», обе о любви.
Пышка стоит перед классом и пытается объяснить важность выбора гимназического направления для дальнейшей учебы. Половина класса уже определилась в пользу автомеханики, программы по рациональному использованию земельных ресурсов или педагогики в Карлстаде, и теперь они шушукаются о резонансном веб-инциденте, в котором замешан чей-то старший брат: парня засняли голым в компании таких же голых людей. Некоторые все же нехотя слушают, что говорит классный руководитель, но только потому, что об этом настоятельно просили родители.
Стеффи тоже слушает, но по другой причине. Это становится очевидным, когда учительница показывает на экране, где нужно нажать, чтобы перейти к национальному допуску.
– Кто-нибудь знает, что означает национальный допуск? – спрашивает она и сама же отвечает: – Это означает, что гимназия может принимать учеников со всей Швеции. Вы можете подать заявку в Гётеборг, Умео, Стокгольм и так далее.
Стеффи выпадает возможность убраться отсюда, и для нее это очень важно. Она чувствует, как пульсирует кровь, когда переходит на главную страницу.