Сердце Ёксамдона
Шрифт:
Прокуратуре хватило пары дней, чтобы отыскать эти сокровища, вытащить из кучи самые роскошные и на основании их предъявить обвинения, заморозить проекты «КР Групп» и начать новые дела — о коррупции в администрации мэра.
Юнха думала: Мун бы порадовался, что проекты остановлены. Как будто судьба дала дополнительное время. Даже гнилые реки притихли — она не чувствовала их вибраций, как раньше.
Уже четвёртый день Юнха заставляла себя думать, что всё будет хорошо. Мун предупреждал, что не скоро вернётся.
Вот только Юнха будто вернулась в те времена, когда была совершенно одна. И дом, полный цветов, начинал казаться таким же холодным, как и жестяная мансарда.
—
Всё заросло гнилью — зарастает, прямо на глазах. Продолжает чернеть, становится склизким, источает вонь.
Дух роется в базе данных, которую только что вскрыл: оказалось, это очень просто. Он сменял это умение — возможность использовать его единожды, на одноразовый же пропуск на землю людей. И хотя он понятия не имеет, кому же открыл дверь, то была хорошая сделка.
Здесь ещё больше следов, доказательств. Не то чтобы они нужны, он и так знает уже, что прав. Но поиски сами по себе — послание. Следы, что дух аккуратно и методично оставляет прямо сейчас, встревожат хозяина гнили. Заставят подчиниться судьбе, а не идти против неё.
Приведут к месту и времени, к той точке, в которой всё решится.
Это ловушка — такая же примитивная, какую хозяину гнили расставляли совсем недавно. Хозяин гнили тогда победил, так что он попадётся ещё раз. Чтобы ещё раз доказать, что может всё, что никто не одолеет его, хоть в честном поединке, хоть в нечестном.
Но главное, что разорение архива — акт неповиновения. Теперь ничто не привязывает духа к этому месту и к братьям. Осталась лишь одна связь, которую он бережёт.
«Я знаю твоё имя. Я жду тебя — покончим с этим».
Хозяин гнили обязательно прочтёт. Потому что он всё ещё приходит сюда изредка, его тянет в отдел планирования и строительства что-то вроде ностальгии.
Он пользуется чужим телом, и у тела есть своя память. Не так-то просто её побороть.
Дух ждёт, потом чует, что место начинает меняться. Это и есть ответ, но от кого?
От того, кто любит заражать других пустотой и пожирать то, что останется? Или кто-то ещё пришёл, возмущённый поступками духа, этим ужасным и преступным разорением?
Кто-то ещё.
Он нарушил правила. Сорвал печати. Впустил человека в Фантасмагорию, дал доступ под своим идентификатором. Выпустил отщепенца с берегов Самдочхона в мир людей. Разорил собственный отдел. Пошёл против начальства. Его функция, его роль — явно не в этом.
Холод пробирает его с каждым словом. Холодный ветер пронзает насквозь плоть духа и выходит наружу, оставляя болезненное ощущение чьего-то недовольства,
Та, кто установила все правила, не будет такое терпеть.
Его разум смущён, как же он забыл, что служит высшей схеме, где всё уже давно учтено?
Ветер нарастает. Теперь он не проходит насквозь, а давит. Давит со всех сторон одновременно.
Человеческая часть духа пробудилась совсем некстати. Её нужно отринуть.
Давление усиливается, он чувствует, как трещат рёбра и позвонки. Как живот прогибается, как будто прилипает к спине. Больно. Очень. И очень холодно.
Гнев той, кто создала правила, ужасен. Ураган, который невозможно вынести.
Но дух почему-то не уверен, что говорит с ним она. Что-то не так с этим ветром и голосом.
А голос шепчет: оставь её.
Разорви ненароком родившуюся связь.
Заслужи прощение.
Будь тем, кем был раньше.
Ещё больше давления, ещё холоднее. Ломаются столы, трещины идут по стенам. Падают с высоты осколки парящих проектов.
Подчинись своей функции.
Иди к цели, ничего не касаясь и ни к чему не привязываясь, как делают твои братья, как делают те, кто служит Фантасмагории.
Будь тем, кем тебя предназначили быть!..
Не хочу.
После его ответа всё стихло.
Склизкий ком запищал в ужасе: тепло, что всё ещё держалось в духе, превратилось в огонь, облизывающий червячные хвосты.
— Да будет так, — он услышал совсем другой голос. Тот, что только что предстал ураганом, был фальшью, подделкой, он проник всюду и всё отравил собой, он всем лгал. Великий притворщик, он сумел провести всех и всех подчинить себе.
А этот, другой голос, — этот Мун слышал лишь во второй раз, но тут же узнал.
Черви внутри Муна ещё пытались удержаться: врали про то, что они такое, упирали на право отмщения, но он уже видел: они тоже подделка. Такое же притворство, как и всё остальное. Он впустил их в себя, поверив тени в Западных землях, но тень уже и сама была отравлена, кое-кто позаботился об этом.
Жар сжёг червей без остатка, поглотил даже чёрный дым, которым они пытались обернуться. Осталось только одно пятнышко — всего одно, тусклое и мёртвое, но ещё способное обмануть притворщика. Чтобы он не заподозрил до конца, что теперь уже обманывают его.
И тогда Муна вернуло туда, где он, ещё не щин, но уже не человек, спал на берегу озера, вместе с братьями охраняя нетленное тело матери.
Ночь глубока и темна, и вот в ней появляется огонёк: это спускается к братьям та, что любит давать невозможный выбор.
Небесная владычица подошла к нему теперешнему, встала рядом.
Мун поклонился ей глубоко и назвал матушкой, а она спокойно сказала:
— Наконец-то я дождалась от тебя ответа.
— Разве? — переспросил Мун. — Я же…