Сердце Ёксамдона
Шрифт:
— Обещаю, — кивнула Юнха. Она тоже так и не посмела обнять его. Обождав несколько секунд, Мун кивнул и поднялся.
— Я открою портал и сниму ограничения, — голос его снова был спокоен. — И приготовлю завтрак. И потом мне нужно будет уйти. Прости, что я не буду рядом с тобой… но я… я всегда…
Он не договорил и сглотнул, будто что-то в горле мешало ему. Потом кивнул и вышел из комнаты.
—
Она начинает догадываться…
Нужно было использовать её раньше… всё равно сидела дома без дела…
Он ненавидел,
Эта часть не помнила сочувствия. Право на отмщение? Просто скользкое нечто, что пытается переделать носителя под себя.
Юнха не «начала догадываться». Она чувствует, что он изменился. И он это тоже чувствует.
Мун положил руку на грудь: внутри было холодно и как-то пусто. Будто чего-то не хватало.
Скользкий ком шевелился и старался прорасти, но его что-то удерживало. Мун думал, что справится с ним с помощью волшебства. Он много веков был духом Фантасмагории, стоящим очень высоко, обладающим силой и властью… но скользкому кому всё это было неинтересно. Все эти вещи не помогли бы справиться с ним.
Он боялся чего-то ещё.
Никто из щин не знает вещей, которых боится скользкий ком. Не все люди знают их. Мало кто может что-то поделать. Изгнать, исторгнуть из себя скользкую холодную отраву. Так что она прорастает. Прорастает…
Он не может это изменить.
Он жалок и слаб, и так было с самого начала. Когда Небесная владычица пришла к семи братьям, она задала вопрос: кем вы хотите быть?
Зачем вспоминать об этом сейчас?
Потому что он струсил — говорит злорадный голос, так похожий на его собственный. Струсил, и потому никому об этом не рассказывает: он ничего не ответил Небесной владычице. Братья согласились, и он отправился по их следам.
Это ничего не значит. Он всё равно дух, полный волшебства.
Так ли? Не дал согласия, перестал быть человеком, но и стоящим духом не стал. Поэтому столько лет не может ничего поделать с порталом. Братья справились бы лучше, любой из них, но выпала ноша ему — а он ни к чему не пригоден.
Нет, всё это работает не так.
Если ему стыдиться нечего, что ж он не рассказал Юнха всё? Упустил крохотную, но важную деталь? Он не отвечал на вопрос, нет-нет, не отвечал, вот и стал ни то, ни другое, просто слабаком — и жизнь среди людей и привязанности делают его ещё слабее. Братья мои держат своды, а я лишь хранитель дверей, да и то — не могу работу свою сделать….
Не смог отдаться выбору, долг поставить выше, слабость твоя равна предательству. Нужно отрезать лишнее, пока не поздно…
Нет!
Тут ему стало лучше. Голос замолчал, притихла скользкая мразь, от которой нужно было избавиться как можно скорее.
Юнха действительно догадывается о чём-то. Наверняка поняла уже, что он старается её избегать. Её, и золотую драконницу, и даже Кына — потому что последние двое сразу всё почуют. Они не должны знать, пока — нет…
Скоро Юнха найдёт подтверждение. Доказательства того, что прав он, а не остальные, что причина не в мире людей, а в Фантасмагории… Мун теперь был уверен в этом — с тех пор, как кто-то оттуда попытался досрочно отправить Ким Санъмина дальше в посмертие.
Нужно было лишь сузить круг.
Нужно
Нужно… держаться подальше от неё. По какой бы то ни было причине.
—
Юнха принялась за работу. Упругое пространство за полками будто стало шире и глубже. И намного податливее, само проталкивало в ладонь Юнха то, что требовалось прочитать.
Внутренние документы Фантасмагории до безумия походили на документооборот самой обычной, только по-настоящему огромной компании. Но стоило проникнуться такой иллюзией, как тут же мелькало нечто, из ряда вон выбивающееся. Свиток, обёрнутый в шёлк, — старый-старый договор, исполнившийся спустя века. Или запаянные в стекло клочки, на каждом — иероглиф ханчжа или вовсе незнакомый символ, не встречающийся больше в языках людей; всё вместе — уничтоженное давным-давно спасение для одного и проклятье для другого.
Юнха ощущала лучше ту грань, за которую обещала не переходить. Теперь она решила, что это похоже на вождение: нужно соблюдать правила, особенно ограничение скорости. Если делать всё чётко, никуда не врежешься.
Она шла от настоящего к прошлому, обратно по руслам гнилых рек, не выбирала ничего и не оценивала, лишь давала событиям проплывать мимо цветными образами, а некоторым позволяла укрепиться, обрести плоть. Она рассматривала родившееся и иногда задавала вопросы.
И получала ответы — но не в словах, а в новых узелках событий. В виде указания пути.
Перемены начались более сорок лет назад, Мун прав. Они разлились по Ёксамдону.
Но их корень, их материнское лоно, их питательный источник были где-то ещё.
Мун и в этом оказался прав: существовало нечто.
Система, которую нельзя разглядеть, если ты не рождена именно для этого. «И значит, — подумала Юнха, — кто-то в самом деле привёл меня сюда не просто так. Может быть, кто-то даже создал меня, обстоятельства моего рождения, свил нити — пути всех, кто связан со мной. Может быть.
Как бы то ни было, я вижу то, что нужно увидеть».
Клубящуюся тень и её сверкающие глаза.
—
Ли Кын понял, что он великий манипулятор, когда через чатик с червями смог приманить их в своё логово.
Здесь он был сильнее и знал каждый уголок (хотя это и было просто одно большое пространство, быстровозводимый сарай, полный прекрасного пара). А черви всё равно согласились прийти.
Ладно, Кын уговаривал их почти два дня. В мире людей закончилась рабочая неделя, миновали пьяная пятница и похмельная суббота. Кын обдумывал реплики, как шахматные ходы. Ответы от червей тоже приходили не сразу.
Это была партия, к концу которой оба игрока поверили, что вот-вот выиграют.
Прав был, разумеется, Ли Кын. Он почти в этом не сомневался.
Но на всякий случай — на тот один шанс из тысячи, нет десяти тысяч, что прав не он, — приготовил путь отступления. Символы, позволяющие ему бежать, были начертаны и ждали лишь оживляющего разряда.
В ночь с выходного на выходной черви соизволили явиться.
Кын смотрел, как они проникают в его дом: через приветливо открытую дверь.