Сердце Ёксамдона
Шрифт:
Хан Чиён была на это способна.
О чём он тут же ей и сообщил:
— Истинный облик притворщика видят только те, кому он позволяет и кто способны увидеть, — поделился Кын. — Те, в ком есть кое-что от щин. Или кто сами — древние и свободные, могущественные щин, те, у кого та же карма — быть драконом и стать драконом. Даже человеком, не помня ничего, ты всегда рядом с теми, кому нужна защита. Такова твоя природа. Есть два способа быть драконом — рождаться человеком или змеёй. Но финал у этого один. Ты получаешь благословление, защищая людей, а я — восхожу от низшей формы, совершая добрые
Она всё молчала, и Кын продолжал говорить, всё больше тревожась:
— Вы с Чо Юнха тоже похожи, она ведь не совсем человек, и чем больше общается с тобой и Мунщином, тем человек всё меньше. Твоя судьба — защищать её, пока она не сделает то, что должна.
Чиён, кажется, наконец попыталась что-то сказать, но он всё тараторил и тараторил:
— Этого уже не остановить. Подобное тянется к подобному. А те, кто были связаны красной нитью, встретятся вновь. Все мы запутались в нынешних событиях не просто-то так. Юнха это тоже знает — теперь уже наверняка…
— Даже ты!.. — перебила его Чиён яростно, вставая с табурета, и Кын наконец-то сумел заткнуться.
Тревога его росла, требовала действий. Он не понимал, что именно не так, но… происходило что-то неправильное. Не такое, как он ожидал.
Чиён могла бы удивиться или испугаться. Но она быстро поверила бы его словам, потому что они были правдивы. Потом она бы вспомнила. Потом… приняла бы его. Ведь такова их судьба.
— Даже ты должен был понять, что я спрашивала про Ким Санъмина. Где он и что с ним происходит. Почему ты забрал его тело?
В её голосе вновь прорезалась властность. Если бы Чиён знала, что пока ещё Кын стоит ниже её в иерархии, так бы и говорила, да?
Он не посмел промолчать:
— Он был ранен. Я лечу его тело и оставлю, когда оно исцелится. Тогда Мунщин найдёт душу Ким Санъмина в Западных землях и вернёт в тело.
Чиён коротко вздохнула. И потеряла к Кыну интерес. Взяв сумку, она явно собиралась уходить, и Кын, одним махом обогнув стол, схватил Хан Чиён за руку.
— Ты мне всё ещё не веришь? Не веришь, что всё это судьба? Не веришь… кто ты?..
Чиён высвободила руку: аккуратно и спокойно. Она заговорила холодно, хотя в глазах пылал золотой огонь:
— Я знаю, кто я.
Кын застыл в неловкой позе. Тревога в его голове превратилась в звучный набат. И будто жаром дыхнуло в помещении, всколыхнулись облака под потолком, захлебнулся, испаряясь, фонтан.
— Такие, как ты, — начала Чиён, размеренно, холодно, как будто отчитывала его, — эгоистичны. Вы видите добро как совокупность достижений, тщательный ведёте счёт с судьбой и Небом. Я же решила стать человеком. Пережить всю любовь, что доступна людям, даже безответную, пережить сердечную боль и разделить с людьми их страдания. Всё, что рождается в человеческом сердце, я стремилась узнать, и утешить стремилась тех, кто страдает. И потому намеренно лишила себя не только волшебства, но и памяти о нём. И сейчас ради собственного эгоизма ты решил пробудить меня. Наплевав на то, что не помнить — такова была моя собственная воля. Я перерожусь драконницей, это верно, но, вспомнив всё, до конца эту жизнь я проведу
— Но ты же пробудилась не сейчас, — мертвенно произнёс он, пытаясь оправдаться. — Я же, выходит, ничего не сделал.
— Верно, — кивнула йонънё. — Я пробудилась, когда Чо Юнха сказала мне о том, что я живу в иллюзии, что это клетка. Она говорила правду и была в тот момент духом больше, чем человеком, вот я и услышала. Но она поступила так ненамеренно, не зная, что творит, и кто самая такая, и что пробуждается в ней. Если в том и была бы вина чья-то, так того, кто пробудил её саму. Но и его я не хочу обвинять, ибо и в его поступке не было эгоизма по отношению ко мне, а Юнха вольна сама решать, кто он ей. И нет смысла возводить цепочку обид куда-то выше, а то придётся мне сказать, что виноваты люди, придумав нас такими, какие мы есть. Но ты — другое дело.
Она помедлила, подбирая слова побольнее — Кын в том не сомневался.
— Добрые дела ты совершаешь? — произнесла она с презрением. — Ты не понимаешь, в чём суть добра, и никогда не наполнишь свою чашу.
Кын смотрел, как она уходила, оставляя его в облаке пара, имеющего привкус горелого камня.
Он почувствовал что-то влажное на щеках, прикоснулся пальцами: человеческое тело плакало, отвечая на отчаянье и боль в несуществующем, но всё же разбитом сердце древнего существа.
—
Утром после праздников, выключив будильник, Юнха вдруг поняла: не знает, идти ей на работу или нет. Работает ли она вообще до сих пор в «КР Групп»? А если и да — не стоит ли всё же не показывать там, пока… ну, прокурор Им не выскажет своего мнения на этот счёт?
И не то чтобы Юнха сама хотела туда идти. Отсюда, из дома, полного цветов, «КР Групп» представлялась червивым яблоком. Внешне аппетитное, блестящее и соблазнительное, изнутри оно кишело скользкими и гибкими тварями, сожравшими почти всю мякоть.
Она вяло собиралась, не зная, не передумает ли в последний момент и не останется ли просто дома. Может быть, спустится на первый этаж и сделает вид, что снова работает в «Доходных домах «Чонъчжин». Пока она решала, ей позвонил начальник Ли. Голос у него был странный — даже не потому, что лишённый обычных усталых интонаций. Начальник Ли звучал нерешительно, а за ним такого раньше Юнха не замечала.
Каким бы усталым он ни был, в своих действиях начальник Ли всегда оставался уверен.
— Здравствуй, менеджер Чо, — начал он и замолчал, даже после её ответа всё ещё висела тишина. Наконец, Юнха чуть кашлянула, и начальник Ли очнулся:
— Да, да… Мне спустили два указания сверху, за выходные, два приказа, один за другим — совершенно противоположных, но оба про тебя. Ну и… Я тоже в курсе новостей, я не динозавр, интернетом пользоваться умею, тем более, что не только там…
Юнха терпеливо ждала, пока он преодолеет свою растерянность.
— Сперва они тебя увольняли, теперь нет, но мне кажется, что лучше тебе пока не приходить. Напиши заявление и пришли мне — отпуск за свой счёт. Нет, даже лучше два заявления, на оплачиваемый тоже. Если удастся, оформлю тебе такой.