Сердце Ёксамдона
Шрифт:
Тень качнулась, отрицая всё, что не давало ей спокойно и бессмысленно пребывать на цветочном поле.
Шестой брат вдруг тихо охнул, но, когда Мун посмотрел на него, замотал головой.
Его взгляд был испуганным.
— Что, хёнъ? — спросил Мун. Брат снова качнул головой, глянул в ответ уже почти спокойно, но Мун знал, что тот притворяется.
Среди всех сыновей великого учёного шестой был самым тихим. Не только старшие братья могли им командовать, он всегда уступал и младшему, когда тот выдумывал очередную проказу. И наказание тоже получал на равных
Лишь однажды вышло иначе. В тот раз Мун отступил… уступил — подчинился решению братьев… Он не вспоминал об этом и никому не рассказывал, вот и сейчас отогнал мысль о том прочь.
Как бы то ни было… Они давно выросли, но Мун видел, что всё ещё может уговорить брата на что угодно. Нужно лишь чуть надавить, и тот признается, что же такое пришло ему в голову.
Муну даже не нужно было что-то говорить, он просто подошёл ближе и смотрел на брата вопрощающе и не мигая, пока тот не сдался:
— Я подумал, можно ли как-то выследить то существо с позволения… — неохотно начал шестой брат, но, спохватившись, совершенно по-детски закрыл себе рот ладонью.
Однако у Муна его слова вызвали смутную мысль. Он оглянулся на несчастную тень, которую даже в Западных землях не могли оставить в покое. И да, он сам в том числе.
Шестой брат запричитал, увидев выражение лица Муна:
— Ты тоже об этом подумал! Мун, не надо! Это же… помнишь, это такое бремя? Однажды мы уже едва себя не запятнали, если бы оно не сбежало, мы бы в самом деле… кем бы мы стали? Нам, да, нам повезло, что оно ушло само. Но ты помнишь, какое то было бремя?! Носить в себе такую судьбу! Бремя отмщения — куда оно тебя приведёт?
Мун медленно кивал, слушая его. Но пришедшая им обоим идея… могла бы принести плоды.
Он действительно слишком хорошо помнил, какое то бремя. Холодное, скользкое, будто носишь в себе шевелящийся отвратительный клубок вместо сердца. Бремя ускользнуло вместе с тем, что жило в пришлой госпоже. Оставило их, дало им шанс сохранить чистые души.
Но тогда он всё ещё был человеком… наполовину человеком, только-только вставшим на путь духа. Он не знал многого и почти ничего не умел.
Теперь, спустя человеческие века и безмерное время Фантасмагории, он может справиться с тем, что сейчас возьмёт взаймы.
Шестой брат пытался его остановить, но Мун сбросил руку брата с плеча и подошёл снова к тени.
— Ким Санъмин, — сказал Мун, — если ты согласишься отдать мне твою судьбу, твоё право на отмщение, я сам найду твоего обидчика. А ты… тебе, пожалуй, будет ещё спокойнее, чем сейчас. И когда ты вернёшься — когда мы вернём тебя, будет спокойнее тоже. Жажда отмщения — мучительное чувство, но я проживу его за тебя. Ты согласен?
Тень качалась, рассматривая цветы. Мун терпеливо ждал.
Но вот тень подняла глаза. Её взгляд впервые казался сосредоточенным.
Ким Санъмин рассматривал Муна, как будто наконец-то понял, кто перед ним и чего он просит. Потом кивнул в знак согласия.
…Шестой брат был прав — тьма, что он забрал у другого, оказалась ужасна.
Так что — хорошо, что забыл.
Он старался сосредоточиться на другом — на ярости духа, которому мешают выполнять его работу, на тепле, которое снова научилась испытывать его человеческая часть. На женщине, которая ждала его возвращения, особенной, прекрасной женщине, которую сам он, казалось теперь, тоже ждал — много веков.
Но скользкая шевелящаяся тьма всё равно нет-нет, да давала о себе знать.
10. Незваный гость
Бездна раззявила пасть утром в пятницу: в сети и эфире будто схлестнулись две волны. Наверное, сил у «КР Групп» имелось побольше, но люди всегда были готовы поверить в преступления корпораций, так что у версии прокуратуры поддержка появлялась сама собой.
Следующие три дня эфирных сражений для Юнха были мешаниной новостей, отрывков ток-шоу, комментариев, роликов и вкрапления обыденных дел, и эти два плана реальности сосуществовали, но не пересекались.
Официальные заявления от прокуратуры. Пикеты у «Азем Тауэр» в новостях — причём ни Юнха, ни Чиён не смогли разобрать толком, чего именно требуют собравшиеся и на чьей они стороне. Возможно, там сошлись люди разных мнений, для которых оказаться плечом к плечу в толпе было важнее, чем чего-то добиться.
Это всё точно было в пятницу.
Тогда же ей стали приходить сообщения от коллег — не от всех, конечно, очевидно, послушались указаний только некоторые. Эти люди писали ей что-то про рабочую этику, предательство, требовали извинений, особенно рьяные добавляли от себя ругательства, но всегда выходило без огонька — дежурные оскорбления.
Она отключила сим-карту и уведомления в мессенджере до вечера и потом обнаружила, что за это время стали приходить и сообщения от незнакомцев.
Вечером же ей позвонила домовладелица, передала жалобы соседей на каких-то странных людей возле дома и добавила, что уже несколько часов пытается дозвониться. И что ей всё это не нравится. Юнха объяснила, что готова освободить мансарду. Что, фактически, уже выехала и хочет назад чонсе. На этом домовладелица слегка смутилась и сказала, что нужно всё обсудить — «потом». Видимо, когда точно станет ясно, осудило общество Чо Юнха или превознесло.
Юнха снова отключила связь и включила только днём в субботу, но сообщений уже почти не было. Может быть, у наёмных преследователей тоже начались выходные.
Отговорив Юнха выходить пока на улицу, Мун открыл из дома дверь в мансарду и понемногу перенёс её оставшиеся вещи.
В пятницу же началась осень: температура наконец-то стала падать, и неестественная жара отступила. Это ощущалось как поворот к развязке, как будто скоро случится что-то — событие, после которого всё станет определённым и непоправимым. Это чувство заставляло Юнха вглядываться в ники комментаторов, искать в постах намёки на что-то — на что? Она не смогла бы сказать.