Сердце Ёксамдона
Шрифт:
— Нет-нет, это именно кое-что объяснило бы. Одиночество. Я только с Чиён чувствую себя в своей тарелке. Я люблю Санъмина и его семью, но даже с ними мне иногда... как будто... меня там быть не должно. И только с Чиён всё просто.
Мун снова взял паузу, такую знакомую Юнха. Собирался сказать что-то ещё.
— Хан Чиён вообще не человек.
Произнеся это, он снова принялся за пирожки, как будто ничего не случилось.
Юнха же застыла. Она буквально сидела с открытым ртом. Откровение про её собственное происхождение Юнха едва ли удивило,
Через минуту-другую молчания ладони Муна снова замерли, он вздохнул и нехотя добавил:
— Она пока сама этого не помнит.
Подождал немного и сказал уже недовольно:
— Я же говорил, что вижу: она им неродная.
— Но неродная и нечеловек!.. — воскликнула наконец Юнха.
— Это… ты встречаешь на своём пути тех, кто похож на тебя, — вздохнул Мун, — тех, с кем встречалась в прошлой жизни, тех, кого приведёт тебе судьба. Всё это — эхо прошлого, эхо будущего. Сложный рисунок настоящего. Переплетение путей.
— Ты хочешь сказать, что мы дружим лишь потому, что обе отличаемся?
— Нет, — он посмотрел на неё серьёзно. — Дружба, любовь — это соединение сердец. А не результат отчаянья. Это искреннее. Настоящее. Всё это — настоящее, вот и всё.
—
Чиён уснула под утро, до того листая ленту новостей, возмущаясь в комментариях и отсылая на номер Санъмина гневные или слезливые сообщения.
И пробудилась как от толчка — около десяти утра, и сперва удивилась, что её не подняли раньше, а потом — припоминая, что же её вырвало из сна. Сигнал сообщения? Чьи-то голоса?
В дверь комнаты осторожно заглянула мама. Увидев, что Чиён сидит на постели, сонно моргая, она открыла дверь пошире и, странно улыбаясь, спросила:
— Проснулась, дочка?
— Мама… уже так поздно…
— Мы… Твой брат нам рассказал, что случилось. Что ж ты раньше не поделилась…
Чиён опять услышала голос — вроде бы знакомый, какой-то… недовольный? Расстроенный?
— Кто там, мама?
Мама обернулась, вздохнула:
— Сестра Ким Санъмина пришла.
— Я сейчас выйду, — тут же ответила Чиён, лихорадочно вскакивая. Точнее попыталась вскочить: получилось только перекатиться и встать на четвереньки. Затылок от недосыпа был тяжёлым.
Она поднялась, хныча от злости на себя, что дошла до такого, подобрала одежду и прошлёпала по коридору в ванную, радуясь, что общая комната в другой стороне. Чиён нужно было подумать, что сказать сестре Санъмина.
— Онни! — вскричала та при виде Чиён — и снова не разберёшь, радостно, тревожно или зло.
На её лице отражались будто все эмоции, сменяя друг друга каждое мгновение.
— Поговорите, девочки, — сказала мама, выталкивая папу на кухню и бросая гневный взгляд на Чиуна, который, лохматый и тоже сонный, сидел на диване, как приклеенный. И явно ждал зрелищ.
— Иди куда-нибудь, — попросила Чиён. Он надулся и гордо пополз в свою комнату.
—
Её хватило на один вскрик, затем она тяжело опустилась на диван, который только что грел Чиун, и заплакала.
Чиён заподозрила, что что-то пропустила. И нырнула в ленту.
Рано утром появилось обещанное Им Соволем заявление об официальном расследовании преступлений «КР Групп» и о том, что с прокуратурой сотрудничают работники компании, в том числе ранее упомянутая сотрудница отдела планирования, а также сотрудник отдела управления, записавший видео. Попытка обвинить ключевых свидетелей была клеветой и провокацией со стороны «КР Групп».
У Чиён будто тяжёлый камень с плеч скатился.
— Оппа не отвечает на звонки… и сообщения… — выдавила сквозь слёзы сестра. — Родители только сегодня узнали, хорошо хоть до них не добрались… Только к нам вчера приходили... Сперва утром — с нелепыми обвинениями. А потом вечером — с извинениями… Но всё спрашивали, не связывался ли брат со мной… Куда он пропал?! Родители…
Она захлебнулась слезами.
Чиён села рядом и слегка обняла её:
— Мина… Мне так жаль, что это случилось.
Чиён едва знала родителей Санъмина, они жили в пригороде и редко навещали детей, почти всегда Санъмин и Мина ездили к ним, вместе или по очереди. Кажется, у папы Санъмина не очень хорошо с сердцем.
Чиён сама едва не заплакала, но стиснула зубы. Сейчас всё равно ничего не сделать. Они хотя бы знают, что сын ни в чём не виноват.
— Ты знаешь, где оппа?
— Нет, Мина, прости, — Чиён покачала головой.
— А Юнха? Она же тоже замешана, да? Что она сделала…
— Не она, наоборот, — Чиён выпрямилась. Дать в обиду Юнха она не могла. — Санъмин-оппа это затеял. Он не рассказывал никому, сколько… сколько и о скольком ему приходилось молчать. Он просто не выдержал, понимаешь?
— Но это так глупо! — сестра Санъмина не злилась, ей просто было страшно за брата. — Они такие… такие…
— Ну, они огромные и страшные, — признала Чиён. — Очень. Но это его решение. Противостоять им — его выбор. Он совершил удивительную вещь, смелую вещь, и хоть теперь ему непросто, мы можем лишь поддерживать его и гордиться им.
Вряд ли Мина была с ней согласна сейчас, но потом она поймёт, решила Чиён. Потом — когда всё будет хорошо.
— Постарайся успокоить родителей, ладно?
Сестра Санъмина кивнула. Всхлипнув, она спросила:
— У Юнха выключен телефон, они вместе прячутся?
— С Санъмином? Нет. Юнха у… своего парня.
Мина на миг замерла. Чувства брата не были для неё секретом — как для всех, у кого имелись глаза. Если она составила какое-то мнение об этом, то никогда его не озвучивала. Но Чиён казалось, Мина хотела бы, чтобы брат наконец забыла свою безответную любовь.
Или Чиён раньше предпочитала так думать? Теперь она уже не могла бы сказать определённо, с недавнего времени… слишком многое изменилось.