Сердце Ёксамдона
Шрифт:
— Я не хотела к нему привязываться, — зашептала она, и грудь её сжалась, а сердце заныло, она издала дрожащий всхлип, стараясь успокоиться, иначе слова бы застряли в горле, и в груди, в животе — везде, где в человеческом теле мог жить звук.
— Я верила, что он будет отвлекать меня… от моей задачи, — её шёпот обжигал огнём её саму. Собеседник молча слушал её, давая ей выговориться. — Но он был… таким наивным и порой смешным, но таким… милым… и я… это слабость, я позволила ей овладеть мной… я позволила ему, впустила в своё сердце, хоть и не подавала
— Я верю, он не исчез просто так, — произнёс Ок Мун. Он звучал печально, но спокойно. Чиён бы насторожилась, если бы могла думать сейчас ещё и об этом. — Ты же знаешь, что имуги не становятся драконами, они просто умирают. И потом рождается дракон. Одна форма уходит, уступая место новой.
— Знаю… — прошептала Чиён. — Но его нет сейчас. Он не успевал, я знаю, что он не успевал наполнить чашу. Правда думаешь, мы ещё встретимся?
Ок Мун ответил не сразу.
— Он наверняка сказал тебе, что связанные красной нитью встретятся вновь. Он искренне верил, что вы с ним связаны.
Чиён снова заплакала.
— Мне нужно идти, — виновато произнёс Ок Мун. — Я не знаю… что сказать тебе…
— Не нужно ничего говорить, — пробормотала Чиён сквозь слёзы. — Ничто не поможет, никакие слова. Просто сделай так, чтобы его поступок не был бесполезным.
— Не будет, — пообещал Мун. — Он помог мне — и всем. И потому вы обязательно встретитесь вновь.
—
Юнха проснулась, когда разгорелся розовый рассвет. Она лежала на диване в гостиной, под пледом, и утренний свет касался её лица через щели в жалюзи.
Юнха села: кажется, ночью она просто упала, потому что… Тут она вспомнила, что случилось, и слёзы сами потекли по щекам.
Вытерев рукавом лицо, Юнха поднялась — и качнулась от голода. Видимо, Мун приходил ночью и перенёс её на диван, но сейчас она снова была в доме одна.
На кухне Юнха нашла завтрак. А тубуса с рисунком нигде не было.
Она запихнула в себя ложку риса, чтобы успокоить желудок, и позвонила Муну.
Он взял трубку сразу.
— Что случилось с Ли Кыном? — торопливо спросила Юнха. — И где ты?
— Его больше нет, — ответил Мун.
Юнха замерла.
Она уже знала, что он скажет. Конечно, Ли Кына больше нет. То, что связывало Чо Юнха, эту жизнь её души, это воплощение, это вместилище памяти, участницу конкретных событий — человека, то, что связывало её с древним имуги, исчезло. Где-то в будущем могла родиться новая связь. Или же нет, если и сам Ли Кын тоже исчез навсегда.
Юнха было страшно спрашивать Муна об этом, потому что он бы наверняка сказал правду. Он был слишком холодным сейчас, чтобы попытаться смягчить её или просто промолчать.
— А где ты? — наконец произнесла Юнха.
— Мне нужно в Фантасмагорию… прежде чем всё начнётся, я должен побывать там.
— Ты забрал мой рисунок?
— Да. Спасибо тебе, эта помощь… неоценима.
Ужасная
— Я не уверена, что закончила. Я не понимаю, что там нарисовано…
— Я понимаю, — ответил Мун. — Не ходи больше к архиву, ты истощена. Мне хватит того, что ты уже нашла.
— Ты уверен?
— Прокурору Иму хватило твоего списка имён, дат и событий. Думаешь, я справлюсь хуже?
— Нет, что ты, я не об этом…
— Отдыхай, Юнха, — попросил он чуть теплее, — пожалуйста. А я займусь своей работой. Скоро всё будет решено. Если меня не будет долго, не переживай, ты же знаешь, что время мира духов и время земли людей не совпадают в своём течении.
Юнха вздохнула.
— Возвращайся поскорее.
— Я обещаю, что постараюсь вернуться.
Только услышав гудки, Юнха сообразила: он сказал «вернуться», а «не вернуться скорее».
Она едва удержалась, чтобы не набрать его снова. Что-то подсказывало ей: в этот раз Мун просто сбросит звонок.
—
Он смотрит на портал: тупик между домами на краю Ёксамдона. На том конце тупика начинается дорога, невидимая для людей. Прямой путь к Фантасмагории. Несколько недель назад он возвращался той дорогой с шестым братом. На что будет похожа Фантасмагория сейчас? Он боится её увидеть, потому что знает ответ.
Он сжал покрепче тубус с рисунком, хотя держать его при себе уже не было смысла. Схема отпечаталась в памяти навсегда. Понятная и очевидная тому, кто способен узнать, что же она изображает.
И понять, вокруг чего сжалось кольцо событий, куда ведут линии — трещины, гнилые ручейки, гибкие тела теней.
Он вспомнил голос на записи. Одна фраза, шепелявая, короткая, хриплая. Но он узнал говорящего, пусть то было и непросто.
И Юнха, и Кын привели его к одному и тому же существу. Значит, это правда, всё правильно, ответ именно таков… Понять это — очень больно. Поэтому он ещё дальше отодвигает ту свою часть, что способна на боль. Холод даёт ему сосредоточение.
Но он же помогает скользкому кому тьмы расти. Так кажется. Неизвестно, иллюзия это или правда. Нужно ли остерегаться или отбросить сомнения, забыть на время — не очень долгое, потому что вскоре всё равно он выполнит свою работу. И это самое главное — следовать функции, предназначению, должностным обязанностям. Именно так.
Он хотел дождаться, пока Юнха проснётся, но решил, что тогда она точно что-то почует. Она уже замечает, уже догадывается, и если она узнает про скользкую тьму, потребует избавиться от неё. Наверняка. Потому что испугается за того, кого любит.
Но без этой тьмы — без «права на отмщение» — сможет ли он справиться без неё? Он не знает. Так что пока нужно прятаться. Уже скоро.
Скоро.
Скользкая тьма нужна ему, он уверен. Её нельзя отдавать. С ней он сильнее.
Он будто видит трещины, подбирающиеся к нему.