Сердце Ёксамдона
Шрифт:
В день, когда они будут совсем рядом, та тварь придёт, чтоб сожрать его. Нужно спасти тех, кто всегда близко, нужно оставить их, спрятаться от них… Вот ещё одна причина молчать.
Нужно отказаться от того, что… было найдено. Отказаться… чтобы тварь не пробралась по связям… как бывало с его жильцами… когда вся семья заражалась от кого-то одного…
Нужно отказаться… так правильнее. Нужно разорвать…
Тубус выпадает из его руки, его утягивает назад — по дороге в Фантасмагорию, в архив — в место, которому рисунок принадлежит, но перед тем пластик звонко бьёт по асфальту.
От этого
Отказаться? Нет, нет… Невозможно!
Невозможно отказаться от тепла. Разорвать своё сердце. Нет…
Он вздрогнул.
Оно брало вверх всё чаще, и тогда его мысли менялись. Нужно покончить с этим побыстрее, пока он ещё может осознавать себя.
Мун качнулся, прежде чем сделать шаг.
Нить между ним и Юнха дрожала. Он не мог видеть все нити, соединяющие живых существ, их жизни и пути в единое полотно, в ковёр времени, в прекрасную картину мироздания. Но мог чувствовать тех, кто важнее всего для него. Теперь — мог чувствовать. Только её, её тепло, её сердце. Как только он сосредотачивался на этом, скользкий ком тьмы недовольно затихал, обижался, потом, подкопив сил, пытался взять вверх вновь.
Мун прошёл тупик до конца и вышел в мир духов. Фантасмагория возвышалась впереди, всё такая же сложная и запутанная, с геометрией, какой обладают только иллюзии, и абсолютно чёрная. В ней не было ни огня. Как будто затихло всё, как будто все её покинули. Но самое ужасное, что вряд ли это правда, скорей всего, они по-прежнему внутри, стреноженные скверной.
Прежде чем Мун отправится туда, ему нужна помощь кого-то ещё. Кого-то вроде Ли Кына — отщепенцев, изгоев и странников. Сухой лес, тянущийся по «живому» берегу Самдочхона, часто служил им убежищем. И сейчас Мун направился туда. Эти вольные существа со смутной моралью были единственными союзниками, на которых он ещё мог здесь рассчитывать. Они держались подальше от Фантасмагории с её правилами и могли уберечься от того, что почти полностью её поглотило.
Шум воды был слышен издалека, чем ближе он становился, тем сложнее Муну было сосредоточиться. Где-то в этом лесу должен найтись трикстер, что за пропуск в мир людей или другую услугу научит Мунщина, как сорвать печати, наложенные Духом большой балки.
Но сложнее, наверное, будет вытравить из себя правила Фантасмагории и восстать против выстроенной иерархии.
Мун не представлял пока, как сможет побороть то, что было его сутью последние тысячи лет. Но если смогли эти несчастные, что глазеют на него, прячась за сухими стволами, то наверняка сможет и он.
—
В понедельник было объявлено, что днём ранее по «анонимному» звонку найдены: тело начальника Кима (как будто со следами пыток — осторожно сообщали новости, и эта фраза, путешествуя от одного нетизена к другому, быстро превратилась в кусок синопсиса к хоррору, с сочными описаниями каких именно пыток и кем осуществлённых) и Ким Санъмин, живой, но в очень тяжёлом состоянии.
Юнха знала, что «анонимным свидетелем» была Хан Чиён. Это случилось ещё ночью, когда сама Юнха уснула мёртвым сном. А Чиён каким-то образом нашла в себе силы позвонить 119 и сообщить о происшествии.
Наверное, у полиции были вопросы,
Они с Чиён ждали прокурора Има в его кабинете. Теперь всё было официально, никаких детских площадок и номеров в почасовых мотелях, где вопросов не задают. Кын живо описывал такое место, и вспомнив об этом — и о самом Кыне, Юнха едва сдержала слёзы.
Плакать при Чиён ей было страшно — как бы не довести подругу до рыданий.
По опухшему лицу Чиён было заметно, что сама она плакала без остановки почти двое суток.
И при этом умудрялась защищать Юнха: не оставляла её одну, взяв отгулы на работе, а когда той пытались дозвониться родители Ким Китхэ, Юнха успела только сказать «алло», услышать, кто именно говорит, и повторить это растерянно. Она не была знакома с его родителями, никогда с ними не общалась и знала только их имена.
Дальше Чиён выхватила у неё смартфон.
Она была вежливой, но твёрдой. Профессиональной — так она говорила с людьми на работе. Сочувствующей — но это тоже было частью особого тона социального работника.
Она попросила больше никогда не звонить Чо Юнха, поскольку их сын причинил ей слишком много вреда. И ничего общего у них давно нет, они расстались задолго до нынешнего скандала.
Чиён сбросила звонок и внесла номер в чёрный список.
Честно говоря, она была совершенно безжалостна к людям, которые только что потеряли сына. Пусть он и не был хорошим человеком и, кажется, к родителям своим тоже относился не лучшим образом, они всё же любили его…
Прокурор наконец-то пришёл, опоздав на назначенную им же встречу. Он был удручён и явно подбирал слова, чтобы и не обидеть Юнха и Чиён, и защитить интересы своего расследования.
— Всё не очень хорошо, — наконец начал он. И был прав: всё было не очень хорошо.
Он описывал вкратце, как обстоят дела и что будет дальше, а Юнха смотрела за его спину в окно, выходящее на стену соседнего корпуса.
— Я знаю всё, что знал он, — произнесла Юнха, когда прокурор Им взял паузу. Было ясно, к чему он ведёт. — Я думаю, что вы должны были найти собранные доказательства в его… в том месте. Он наверняка прятал их там.
— Мы нашли, — кивнул прокурор Им.
— Можете рассчитывать на мои показания, — закончила Юнха и посмотрела ему в глаза. — На то, что я знаю.
Прокурор Им кивнул снова. Поколебался немного, но всё же сказал:
— Я поделюсь с вами заранее, поскольку это будет объявлено позже… Возможно, так вам будет немного легче, ну… Легче, — он неопределённо махнул рукой. — У Ким Китхэ при себе был ключ от банковского хранилища. Мы уже получили ордер на изъятие. Думаю, он создал себе «подушку безопасности». Что-то важное должно быть в хранилище.
— Это похоже на него, — согласилась Юнха. — Он всегда чуял, где подстелить соломки.
Тот ключ отпирал сокровища, за которым безуспешно гонялся Ли Кын: копии всех тех «уничтоженных» доказательств по плану реконструкции Ёксамдона. И ещё другое, многое Кын достал и сам, до чего-то не успел добраться или же посчитал бесполезным.