Сердце на двоих. Истинная друга
Шрифт:
В дверь постучали. Явился син Ламбер, брадобрей.
— Ох, как вы заросли, Ваше Превосходительство! — заявил он с порога и приказал служанке поставить перед зеркалом стул.
— Ондина, ты здесь не нужна. Займись пока своими делами, — стараясь не дышать ее запахом, Сверр взялся за спинку стула и сам поволок его к цирюльнику. При виде рыжей кудесницы все внутри сжималось и закручивалось тугим узлом.
— Я свободна, господин?
— Да, но не уходи далеко. Подожди меня в своей старой комнате. Надо поговорить.
Он переступил
Любимой?
Сверр сказал Арквэну, что не любит Ондину. Пока не любит. Но откуда тогда эта трепетная нежность в груди, это искреннее желание оберегать и заботиться, жгучая ревность к соперникам, даже воображаемым? Стоило представить Ондину в объятиях другого мужчины, и на глаза падала багровая пелена.
— Расслабьтесь, Ваше Превосходительство, и не дергайте головой, — раздался над ухом голос брадобрея.
Расслабишься тут, когда у твоего горла мелькает острый нож. Если бы не желание предстать перед Ондиной красивым и ухоженным, Сверр ни за что бы не доверился чужаку с бритвой в руке. Тем более опыта в этом деле у сина цирюльника было маловато. Он в основном колдовал над женскими и мужскими волосами, теми, что на голове, ибо борода в Энведе росла только у подкидыша волка да редких заезжих торговцев.
— Вы слишком напряжены, господин генерал.
Холодное лезвие бритвы коснулось кожи и проехалось вверх по горлу. Все то время, что син Ламбер приводил в порядок его внешность, Сверр не шевелился, почти не дышал и до синяков сжимал пальцы на своем бедре. Невыносимо было ощущать себя настолько уязвимым. Мучительно.
«Все ради тебя, Ондина. Все ради тебя».
Наконец постриженный, гладко выбритый, одетый с иголочки и благоухающий ароматической водой Сверр с букетом синих ирисов в руке постучал в комнату своей избранницы. Никогда еще он так не нервничал, как в эти секунды накануне важного, судьбоносного признания.
Наконец постриженный, гладко выбритый, одетый с иголочки и благоухающий ароматической водой Сверр с букетом синих ирисов в руке постучал в комнату своей избранницы. Никогда еще он так не нервничал, как в эти секунды накануне важного, судьбоносного признания.
Раздались шаги — в горле пересохло, сердце взбесилось. Дверь открылась, и при виде Ондины вся заготовленная речь вылетела из головы. В который раз за утро Сверр почувствовал себя дураком: стоит на пороге расфуфыренный, судорожно сжимает в кулаке вонючий веник, а сказать ничего не может, только таращится и напоминает себе, что надо дышать. Зеленый юнец какой-то.
— Я войду?
Даже от звука собственного голоса, глухого и тихого, стало стыдно. Где тот грозный генерал, которого боялись демоны? Где бесстрашный боец, прошедший войну? Что за трусливый пес его заменил?
Ондина посторонилась, пропустив Сверра в свою девичью обитель, а затем взглянула на букет в его руке и угрожающе сдвинула рыжие бровки.
— Опять вы за свое, Ваше Превосходительство. Сказала же, не буду я вашей любовницей. Очень обидно, что вы принимаете меня за особу легкого поведения. А я достойная девушка, жду единственного и с мужчинами до свадьбы не путаюсь.
— Да нет же, — поморщился генерал. — Ты все неправильно поняла.
— А как еще понимать? Зачем вы носите мне подарки? Платье, белье нижнее — срам какой, цветы вот?
Сверр раздраженно опустил взгляд на синие ирисы, будто винил их в том, что Ондина его отчитывает. Никогда не ухаживал за женщинами. Никогда не испытывал ни к одной и доли тех чувств, что к своей служанке. Вожделение — да. Нежность и желание заботиться — нет. Обычно он покупал любовь и теперь, когда привычная схема перестала работать, растерялся.
— Ондина, это просто цветы. — Он опустил букет на комод и жестом предложил избраннице сесть на кровать, сам устроился рядом на колченогом стуле.
Как же мало в комнате мебели! Его истинная пара заслуживает лучшего. Она не должна жить в таком клоповнике.
— Господин генерал, — рыжая упрямица уперла руки в бока, — если вы опять предложите мне отношения, я навсегда уйду личной служанкой к Его Высочеству принцу.
Сверр поморщился. Зверь внутри ревниво зарычал. Не будет его женщина прислуживать другому мужчине! Нечего ей делать рядом с Арквэном.
Ондина так и осталась на ногах. Стояла, хмурилась и возмущенно сопела. Холодная, неприступная. Настоящая оскорбленная добродетель.
Как с ней сложно! Надо скорее сказать ей правду.
Перед тем как прыгнуть с головой в омут, Сверр набрал полную грудь воздуха и медленно выпустил его через рот.
— Ондина, я тебя люблю.
Прозвучало неискренне. Наверное, потому что он не привык и не хотел говорить о своих чувствах, но переступил через себя, чтобы смягчить сердце Ондины. Однако то не смягчилось.
— Знаю я эти ваши мужские уловки, — избранница больше не упирала руки в бока, а скрестила их на груди. — Все вы красиво поете, когда вам что-то нужно. Думаете, сказали: «Люблю» — и я уши развесила, вся растаяла и счастливой лужицей стекла к вашим ногам? Нет. Выберите себе другую жертву, господин генерал. В мою постель вы не заберетесь.
Вот же упрямая девчонка!
Сверр мысленно выругался.
Пришло время вытащить из рукава главный козырь.
«Выберите себе другую жертву. Ишь, колючка! Сейчас ты убедишься в серьезности моих намерений».
Нервным движением Сверр оттянул в сторону воротник рубашки, показав Ондине светящийся ошейник на горле.
— Что это? — вздохнула она. — Магия? Похоже на ритуальные рисунки, что набивают на теле моряки из человеческих городов. Только у вас они светятся.
— Это метка истинности, — объяснил Сверр, чувствуя растущее внутри напряжение.