Сердце не обманет, сердце не предаст
Шрифт:
Несколько более странно то, что никто из жильцов не признал этого парня, будто он ни к кому и не приходил. Из чего полиция и сделала вывод, что явился он по душу Козырева. Но Алексей был уверен, это не Олег: он достаточно пообщался с ним вчера и имел основания для оной уверенности. А парень… К любовнице он приходил, как пить дать. К замужней женщине. Вот она и не призналась.
Зато Люба… Люба вполне могла отсидеться на верхних этажах, пока шум не утих. И выйти потом, как ни в чем не бывало. О более позднем времени полиция соседей даже не спрашивала.
…Минуточку… Минуту-минуточку! Блондинка!
Вот это, граждане, уже интересно. Преинтересно даже!
Детектив просидел еще полчаса, дочитав папку до последней страницы – так, на всякий случай, поскольку был убежден, что самое главное он уже узнал. Зашел к начальнику, поблагодарил, пообещал немедленно поделиться плодами своего сыска, как только они созреют.
Выйдя из темного и плохо освещенного здания РУВД в сияющий полдень, он дохнул полной грудью. Погода была на загляденье: небо синее, солнце яркое и теплое, несмотря на прохладу. Словно дружеская рука протягивалась через холодный воздух и ласково трепала по щеке.
Забравшись в джип, он первым делом позвонил Любе. Сегодня суббота, что очень кстати – девушка оказалась дома и не возражала встретиться с детективом. Он предложил ей варианты на выбор: он подъедет к ней домой, она подъедет к нему в кабинет на Смоленку или встреча в любом кафе в центре. Люба, после бесплодной попытки выяснить у детектива, о чем пойдет речь, выбрала почему-то вариант кафе, хотя из Кунцева ехать в центр не ближний свет.
Ну что ж, хозяин – барин. Иные люди (а особенно женщины) стесняются своего жилища: у одних кавардак, другим за бедность неловко, хотя кому какое дело? Детектив – не подруга, которая начнет потом перемывать хозяйке косточки, ему до фени, чисто там, или богато, или… Однако людям это не втолкуешь… Впрочем, встречались Алексею и другие чудаки – полная противоположность первых, они охотно зазывали его к себе, хотя на их месте лично он постыдился бы: квартира загажена, вонь стоит – хоть нос зажимай. Право, иной раз пожелаешь людям толику комплексов, ибо полное их отсутствие паршиво пахнет…
Они встретились на Остоженке, недалеко от клуба, где проводил занятия с группами Козырев. Видимо, Люба знала это кафе, заходила туда с Михаилом или с «ребятами».
Так и оказалось, судя по приветственному жесту официантки.
– Мне капучино, Нин, как всегда.
Алексей заказал эспрессо и, как только официантка отошла от столика, приступил к делу.
– Вам не доводилось видеть у Михаила небольшую вещицу, украшение: серебряное сердечко со стразами? – И, наблюдая, как стремительно побледнела Люба, детектив добавил, как добил: – На цепочке.
– Нет!
Она ответила очень решительно, но люди не бледнеют так сильно без причин. Да и решительности в голосе было куда больше, чем требовалось. Однако давить Алексей не стал.
– Вы сказали, что работаете бухгалтером.
– У меня частные клиенты, работаю дома… А почему вы спрашиваете?
– И кто среди ваших клиентов?
– Я вела Мишины дела, по кабинету и по группам.
– Помнится, вы говорили, с группами он работал бесплатно?
– Практически. Но нужно платить за аренду, а иногда Миша устраивал для ребят экскурсии или походы. На это и шли деньги спонсоров.
– Кто выступал спонсором?
– Одна благотворительная организация. Мы мало тратили денег, недорого ей обходились. Самое дорогое – это Мишино время, но он за это ничего не брал, я вам уже сказала.
– Случаем, эта организация не Концерн?
– Нет, это фонд поддержки самоубийц, называется «Жизнь продолжается».
– Кто его учредил?
– Я не занимаюсь делами фонда.
– Среди других ваших клиентов нет работников или подразделений Концерна?
– Алексей Андреевич, отчего такие вопросы?
– Извините, Люба, но в данный момент вопросы задаю я.
– Так говорят в полиции.
– Надеюсь, до нее не дойдет, – намекнул детектив на худший поворот. – Так что насчет пресловутого Концерна?
– Нет.
– Допустим…
– Не «допустим», а НЕТ!
– Хорошо. Вы упоминали блондинку, вышедшую из подъезда Козырева в день его смерти…
– Не помню. Возможно.
– Зато я помню ваши слова. И знаю из показаний соседей, что эта женщина вышла из подъезда до смерти Михаила. Как вы могли ее видеть? Вы там находились в тот момент? Вы шли к Козыреву? Вы его столкнули в окно?
Цвет лица, начавший было восстанавливаться, снова рухнул до нулевой отметки, за которой больше нет красок, только снег и лед. Люба вытянула шею, задрала подбородок и покрутила головой, будто для разминки. «А на самом деле для того, чтобы не встречаться со мной глазами», – понял детектив.
Наконец Люба опустила голову.
– Шея болит, – она натужно улыбнулась, – продуло на сквозняке… Полиция говорила о блондинке, я просто слышала и в разговоре с вами упомянула. Наверное, я видела ее в другие разы, когда приходила к Мише, вот мне в память и запало… А намекать, что я убила Мишу, это подло. Я его любила.
Девушка поднялась, давая понять, что аудиенция окончена.
– Надеюсь, у вас больше нет ко мне вопросов.
– Нет, – задумчиво ответил Кис. – Пока нет…
Она резко повернулась и покинула кафе, застегивая на ходу короткую курточку.
Алексей остался сидеть за столиком, ответив на вопрошающий взгляд официантки новым заказом: стакан минералки и еще один кофе. По правде сказать, до сих пор он не верил в причастность Любы к смерти Михаила. Просто проверял гипотезу – он всегда проверял все гипотезы, не полагаясь на одну лишь интуицию. Но сейчас Люба лгала. И он не знал, что и почему она скрывала. Если она там была, если виновна в гибели Михаила, пусть нечаянно, то должна страшно, отчаянно жалеть об этом! Она ведь его любила… Тогда как Алексей ничего такого не почувствовал. Либо она куда большая лгунья, чем он предположил, либо приступы ее внезапной бледности вызваны чем-то другим. Иными мыслями и воспоминаниями. Иными страхами…