Сердце пяти миров
Шрифт:
— Ты очень аккуратен, Тэррик. — Стежки были ровные и не крупные, зашито было мастерски.
— Я слышал о том, что ты и Прэйир сегодня были вдвоем, — сказал он, и Шербера вскинула голову и поглядела в его темные, как терпкое красное вино, глаза. — Ты связалась с ним?
— Нет. — Его взгляд не спрашивал правды, но она сказала ее, потому что не хотела лгать ни одному из тех, кто был с ней добр. — Прэйир разозлился. Он увел меня в палатку, чтобы сказать мне об этом.
— Ты разозлила его тем, что не смогла удержать
— Нет. — Шербера опустила лицо, скрывая чувства. — Я оскорбила его, господин, я сравнила его со своими прежними хозяевами. Это была моя вина.
— Мы никогда не причиним тебе вреда, — сказал Тэррик, но она уже говорила:
— Я знаю, я знаю это. Номариам, Олдин, Фир, ты — вы так добры ко мне, но вы выбрали меня сами. Прэйир…
— Все боги и фрейле этого мира не заставили бы Прэйира сделать то, чего он не хотел, — сказал он с легкой усмешкой, и сердце ее забилось. — Как и любого из нас.
Шербера снова вскинула голову и посмотрела ему в глаза.
— Теперь, — сказала она, — благодаря тебе и другим, и я смогу делать то, что хочу.
Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова — чужой человек, командующий чужим войском на чужой войне, — а потом подал ей руки, в которые она вложила свои. Его пальцы легко скользнули по ее, прошлись по каждой кривой косточке, замерли.
— Я, должно быть, потерял разум в миг, когда разрешил этим рукам учиться держать меч, — сказал он тихо.
Они все лишились разума, кроме Прэйира. Голос Фира прозвучал в ее голове эхом.
— Ты не передумаешь? — спросила она тоже тихо.
Тэррик покачал головой. Подняв ее руки, он несколько мгновений разглядывал их в свете факела, а потом отпустил, чтобы привлечь Шерберу к себе.
— Что ты задумала, Чербер? — спросил он еще тише, наклонив голову так, чтобы его губы оказались у ее уха. — Твои пальцы не смогут сомкнуться на мече, но ты все равно намерена учиться. Что ты задумала?
Она задрожала в его объятьях, неожиданно горячих, неожиданно приятных, вызвавших в ее теле трепет, сравнимый с тем, что вызвало прикосновение языка Номариама к тому самому нежному местечку между ее ног. И ведь он еще даже не поцеловал ее…
— Я хотела… — Ей вдруг захотелось побыстрее снять с него и с себя всю одежду, побыстрее принять его в себя, почувствовать его в себе… Это какая-то магия? Что с ней творится? — Я хочу, чтобы кто-то из воинов помог мне выправить пальцы. Я видела, как это делают лекари, я знаю, что если кости сломать заново и дать им зажить, то они могут срастись, как положено. Я хотела попросить тебя…
Его губы легко коснулись ее лба — в нее словно ударила молния, — и почти тут же Тэррик отстранился и поглядел на нее сверху вниз.
— Потому мы и выбрали тебя, Чербер. Из-за пламени, которое горит у тебя внутри. Из-за слабого тела, в котором бьется такое сильное
— Немного, — прошептала она.
— Когда ты хотела сказать мне?
— Тэррик… — Он провел рукой по ее спине, скользнул по затылку, и она снова затрепетала и неосознанно подалась вперед, прижимаясь к нему.
— Это будет очень больно, Чербер, ты знаешь? — Но он словно не замечал, что с ней творится. — Твоя боль будет так сильна, словно тебя будут жарить на огненной сковороде… и Фир разделит с тобой каждую ее каплю.
Тэррик снова коротко поцеловал ее, словно не мог удержаться, теперь, когда она наконец была с ним, и она едва не застонала, когда его язык коснулся ее языка.
— Я могу сделать боль легче, если ты поверишь мне, Чербер, — сказал он, отрываясь от ее губ.
Шербера была готова поверить во что угодно, если он будет целовать ее. Что это за магия? Что он делает с ней?
— Как? — прошептала она.
— Я покажу тебе. Я расскажу тебе после того, как мы свяжемся. Я смогу сделать так, что ты ничего не почувствуешь, Чербер, я могу сделать так, что ты заснешь, а когда проснешься, боли уже не будет.
Она не поверила своим ушам… но поверила его губам, коснувшимся ее шеи в месте, где уже почти зажил шрам, и рукам, решительно расстегивающим крючки ее рубицы. Шербера торопливо схватилась за них тоже, помогая ему. Ее грудь горела, соски ныли сладкой болью и просили ласки и уже не могли выносить даже прикосновения ткани.
— Олдин не говорил мне о такой магии, Тэррик, — растерянно сказала она. Мысли ее путались, она могла думать только о том, как горячо у нее между ног, и как ей хочется ощутить его в себе.
— Он о ней и не знает.
Шербера удивленно вскрикнула, когда Тэррик подхватил ее на руки и понес к стоящей у стены грубо сколоченной кровати. Она уже забыла, что это такое — спать не на земле, а на настоящей кровати, и потому едва не утонула в перине, и даже рассмеялась, когда почувствовала под руками мягкий пух. Но когда Тэррик поцеловал ее, ее смех утих.
Инифри, как же она желала его! Ее бедра были мокрыми от влаги, разум туманился, в голове все спуталось и смешалось, как будто она была пьяна.
Он был странный, чужой, не похожий на других мужчина; его губы были слишком тонкими для жителя пустынь, слишком мягкими для того, кто постоянно томился от легкой жажды, слишком полными воды. Его пальцы были совсем не такими, как пальцы воинов, вот уже два Цветения не выпускающих из рук оружие, они скорее были похожи на пальцы Олдина, который оружия почти не знал. Вот только Тэррик не был робок и застенчив, как был робок тот, с кем она связалась последним.
— Чербер, — прошептал он, стаскивая с нее сараби и осыпая поцелуями ее лицо, шею, грудь. — Теперь, когда ты со мной, я не отпущу тебя так быстро.