Сердце тигра
Шрифт:
– Божественный! — заорал Макрин.
Каракалла никак не прореагировал.
– Нюхательную соль сюда, — распорядился Макрин.
Телохранители, из тех, кто более-менее пришёл в себя и был хоть немного вменяем, забегали туда-сюда. Но вскоре выяснилось, что в комнате нет ни щепотки соли. Отправились, было к дворцовому лекарю, но обнаружили его упившимся до такой степени, что он мог, только невнятно мычать. Нужно было ехать в ближайшую лекарскую лавку. Но на это совсем не было времени.
Бормоча проклятия, префект претория начал мерить
– Приготовить закрытую лектику и сообщи эскорту ликторов, чтобы готовились сопровождать императора. Да, и найдите одежду императора для выступления в Сенате. Живее!
Затем, он обратился к вошедшему Тиласу и двум другим германцам:
– Тащите императора вниз.
– Вниз? — удивился Тилас.
– Вниз! Что не понятно? Повезем его в Сенат! Может, свежий воздух приведет его в чувство? По дороге, император проснется и переоденется.
Через несколько минут, кряхтя и отдуваясь, двое телохранителей вынесли храпящего Каракаллу из комнаты и поволокли его вниз по лестнице. У нижней ступени уже была лектика с закрытым паланкином и ожидающими шестью крепкими рабами. Тут же находились двенадцать ликторов с фасциями и топорами. Когда императора заталкивали в лектику, появилась Юлия Домна со своей свитой.
– Что с моим сыном? — закричала она, бросаясь вперед.
– Все хорошо, — ответил Опеллий Макрин. — Он просто пьян и никак не проснется.
– Куда вы его тащите?
– В Курию.
– В Курию? Но зачем?
– На заседание Сената. Там будут обсуждаться важные вопросы. Его присутствие необходимо. Он сам, вчера требовал собрать Сенат.
– Но он сейчас не может, вы же видите! — возмутилась Юлия Домна. — Как он будет там выступать? Ты поезжай Макрин, выступи вместо…
– Это невозможно, госпожа, — перебил префект претория. — Все ждут слова императора.
– Но он ведь…
– Скоро он очнется, — заверил Макрин. — Свежий воздух приведет его в чувство, пока мы будем идти в Курию.
Юлия Домна поохала, покачала головой, но все же отступила.
– Береги его, — сказала она Опеллию Макрину. — Он теперь, у меня единственный сын.
Префект претория молча кивнул.
Каракаллу поместили в лектику, впереди встали ликторы и несколько телохранителей.
И вся процессия потянулась к восточным воротам дворца.
Дорога не отняла много времени. Курия Сената располагалась прямо за аркой Септимия Севера. В любом случае, расчет Макрина не оправдался. Каракалла так и не проснулся и даже, вроде бы, стал храпеть еще громче.
Юлиева Курия, здание, где собирался римский Сенат, было довольно скромных размеров. Фасад украшали высокие колонны, они же поддерживали треугольную двухскатную крышу. К центральному входу вела широкая лестница в три десятка ступеней. Внизу, где начиналась лестница, стояли четверо вооруженных стражников, еще двое в парадных, натертых до блеска доспехах и красных плащах, замерли перед входом в само здание.
Лектику внесли по ступеням в вестибюль. Поставили перед закрытыми бронзовыми дверями. Тут, Макрин начал усиленно будить и толкать императора.
– Проснись, величайший! Мы в Сенате!
– А… Что? — сонно забормотал император.
Он открыл глаза и зло уставился на Макрина.
– А, рожа мавританская, опять ты? Как я не проснусь, только тебя и вижу. Блевать, уже тянет. А может, я и не проснулся еще и ты мне снишься? Что за дурной сон!
– Мой долг быть все время подле тебя, Божественный, — сухо произнес Макрин.
– И где это мы? — Каракалла выглянул из лектики и недоуменно огляделся.
– В Сенате все уже собрались и ждут вас.
– Меня? — Каракалла с трудом выбрался из лектики. Раба, попытавшегося ему помочь, он в раздражении оттолкнул.
– Поди прочь, пес. О боги, как разламывается голова!
Пошатываясь, стеная и охая, император направился прямо к закрытым дверям зала.
– Божественный! — сдавленно вскрикнул Макрин, бросаясь к Каракалле.
Он ухватил его за локоть и попытался оттащить от дверей.
– Что ты вцепился в меня! — заорал Каракалла. — Отпусти!
– Тебе так нельзя! Это же Сенат! — вытаращив глаза, воскликнул Макрин.
– Чего мне нельзя? Отпусти, я сказал! Стража!
Телохранители и ликторы тупо смотрели на них, не зная, что им делать.
Тут, Каракалла оступился и начал падать, увлекая за собой префекта претория. Они с грохотом врезались в бронзовые двери, те распахнулись и Каракалла с Макрином растянулись на пороге полукруглого зала с высоким сводчатым потолком. По обеим сторонам от входа ярусами поднимались скамьи, расположенные, как в амфитеатре и предназначенные для трех сотен человек. Лишь в центре было свободное пространство и ростра [164] для выступления. Скамьи были заполнены людьми, в основном зрелого или преклонного возраста в белоснежных тогах, отороченных двумя пурпурными полосами — знаком сенаторского достоинства
164
Ростра — трибуна для выступления в сенате
Более двух сотен пар глаз изумленно воззрились на почти голого Каракаллу и Макрина, валявшихся в обнимку на полу. Повисла напряженная тишина. Председательствующий Сената, старейший его член Марк Ливий Агенобарб, поборник старых, строгих нравов и морали, при виде такого непотребства стал пунцовым до самой своей лысой макушки. Кроме этого, Марк Ливий был известен своей честностью, прямотой и смелостью. Он один не боялся говорить Каракалле в глаза все, что думает. Даже, было непонятно, как его не тронули во время массовых убийств, когда расправлялись со сторонниками Геты и вообще всеми неугодными.