Сердце в виде часовой пружины. Игры богов
Шрифт:
– Гарик очень хвалил тебя. Говорил, это будет бомба, бестселлер, продажа прав в Голливуд, фильм, компьютерная игра, и тд и тп. И что я вижу? – Он взял листок на котором был, видимо, распечатан мой синопсис и, оттопырив нижнюю губу, прогнусавил: – " психологическая драма в стиле мистери, компиляция снов с элементами психоанализа, стирающая грань реальности и фантазии…" что за муть?
– Это не муть. Такой мой стиль.
– И кто тебя читает, ботаны?
– У меня есть свой читатель.
Он привстал и изобразил удивление.
– И сколько ты заработал? Я бы не купил это даже за рубль, честно…
– Послушайте…
– Нет, ты послушай. Мне звонили из службы безопасности. Там сверяли
– Но вы-то знаете, что это не так, – возразил я.
– Я-то знаю. Но возвращать деньги придётся мне!
– Ничего возвращать не придётся. Ещё немного и все будет готово, дайте мне ещё…два месяца.
Он, выпустив клуб дыма, замотал головой и выставил три пальца.
– Три недели.
– Артур. Это слишком мало, я не успею.
– Мне наплевать. Три. Или этот разговор последний, учти. Придут другие люди и по-другому будут ставить вопрос.
Разговор с Погосовым испортил мне настроение. У меня больше не было планов оставаться в городе и я поспешил домой.
***
Я любил свой дом, простенький каркасный коттедж в два этажа и шестью сотками вокруг, в котором, к слову, было много недоделок. Главное, однако, было место. Он стоял в чудном месте в семи километрах по северо-западной трассе недалеко от реки. И я очень боялся потерять дом за долги.
С деньгами в самом деле было скверно. На карте лежали кое-какие гроши. Всё бы ничего, ибо в отсутствии вдохновения я делал переводы с иностранного, плюс репетиторство. Этого хватало на самый минимум как-то: продукты, бензин и сотовая связь. За коммуналку я не платил уже третий месяц. Я практически работал в ноль, потому что чёртова ипотека съедала всё.
Но завтра был особый день. Завтра был мой день рождения, который я собирался отпраздновать. Может показаться, что в моём положении празднование именин подобно пиру во время чумы. Но я знал, что всё, что я затрачу на стол, мне частично вернут деньгами мои же друзья. Во-вторых, я решил это отметить главным образом потому, что мои неурядицы могут перерасти в депрессию (увы, со мной такое уже бывало и я даже пил препараты), и мне были очень нужны позитивные эмоции; нужны как воздух душевные витамины – а там, как знать, может, я бы рванул с места в карьер… Наконец, часть ужина будет за счёт заведения, так как кафе мне бесплатно предоставил Бертран, с которым был разговор накануне.
О нём чуть подробнее. Ему шестьдесят четыре и он удивительный человек. Идеалист и романтик, он приехал сюда двадцать лет назад, чтобы открыть кондитерскую, когда все его родственники смотрели на него как на сумасшедшего. Но он пережил смутное время, а затем его бизнес плавно пошёл в гору. Он обосновался здесь и нашёл жену. Русский он изучил до этого самостоятельно и говорил на нём превосходно с аристократическим прононсом, услышанным от первый волны русских эмигрантов. Бертран был помешан (помешан в хорошем смысле) на русской культуре. Француз поражал любого огромной эрудицией и знанием нашей истории, увлечённо рассказывая о том или ином событии в поразительных деталях – делая это, например, в разговорах со мной так, что мне порой становилось стыдно за собственное невежество. Кроме того он, так же как я, обожал По, Борхеса, Достоевского; любил ту же музыку, ту же живопись и кино. Кроме того, у нас были весьма схожие взгляды на политику и на жизнь. Одним словом, Бертран был и есть мне мудрый друг, хороший собеседник и истинно
СHEZ BERTRAND
Я говорил о компетенции этого философа как restaurateur.(Э.А.По, Бон-Бон)
Кафе "У Бертрана" находилось в самом центре города. Массивная дубовая дверь со стеклянной мозаикой и антикварными фонарями частично напоминали мне загадочную дверь в коридоре, что я видел во сне – такая дверь была прелюдией и верным признаком того, что это будет опять один из повторяющихся снов. С обычными снами не было никакой двери как "заставки".
Всё внутри располагало к уютному досугу. Интерьер был стилизован под конец куртуазных салонов 19-го века, плюс чуть эклектики: смесь ампира и модерна. Роскошные резные кресла, обшитые синим бархатом, ждали своих посетителей, тихо поскрипывая под руками уборщицы, передвигавшей их с места на место. Мягкий приглушенный свет струился по атласным занавескам с массивными кисточками. На стенах по периметру в старинных рамках висели снимки а-ля дагерротип и сепия, рассказывающие о старой парижской жизни, а также натуральные пожелтевший постеры и открытки того времени. Пахло ванилью, кофе и кориандром. Мсье Бертран знал толк в хороших интерьерах.
Я рос единственным ребёнком в семье. С близкими и дальними родственниками я не поддерживал отношений. На свой день рождения я пригласил проверенных друзей, коими были Дима "Октопус" Р., однокашник, он же врач-офтальмолог. Роман "Cладкопевец" Ч. – мой давний друг, преподаватель вокала. Гас, в миру Амир Гасанов, – однокашник, финансист. С ним я хотел поговорить о займе денег (и, предвосхищая события, скажу что мне это удалось). Так же была Дина К., моя давняя знакомая, художница. Все вышеупомянутые пришли со вторыми половинками. Само собой, был Бертран и Елена, его супруга. Одиночек же было трое. Влад "Вентура" Д., весельчак и душа компании, ныне работающий замдиректора зоопарка. Спиридон, он же Спир, убеждённый холостяк. Наконец я. Меня зовут Лукьян Капитонов.
Моя мама работала историком. Она дала мне столь архаичное имя в честь пра-прадеда Лукьяна Фадеевича Капитонова – купца I–й гильдии, коммерсанта, мецената и филантропа, личность, вписанную в золотой фонд отечественной истории. Есть люди, которые тяготят странные имена данные им родителями. Поначалу я был одним из них: мне казалось, моё имя отдавало "самоварной" стариной пьес Островского и уездным мещанством. Но позже я полюбил его, а теперь даже горжусь.
На моей памяти это был едва ли не самый лучший день моего рождения, если не считать то, другое, из далёкого детства, которое я отчётливо помню на моё 11-летие, когда чувство счастья буквально переполняло меня, а сердце вырывалось из груди от эмоций.
Стол был великолепен. Робер, повар Бертрана, постарался на славу. Мало-помалу вечеринка раскочегарилась. Сладкопевец пел блюзы. Вентура откалывал шутки. Все были беззаботны и несли пьяную околесицу а я, кажется, ушёл на второй план.
Вино – разборчивая кошечка, которое по-разному действует на разных людей. Я относился к тем, кого оно умиротворяет и делает добродушным тюфяком. Под конец я достаточно выпил. Гости не спешили расходиться – верный признак того, что именины удались.
Громко играла музыка, через которую пробивались обрывки фраз и смеха под пульсацию стробоскопа.