Сердце в виде часовой пружины. Игры богов
Шрифт:
Я развернулся.
– Он! – Я показал пальцем.
Услышав это, человек сидевший за низким столиком, в черной расшитой серебром одежде, поднял голову и удивлённо вскинул брови.
Это был один из дружков Ахаба. Большие карие глаза, подведённые черный краской на бактрийский манер глядели на меня в изумлении.
– Встать! – скомандовал офицер.
Бактриец повиновался. Качая головой укоризненно, он произнёс:
– Советник силна ошибс. Я не з Карфаген. Я – бактри купец Эршег. Мой склад недалек от Ахаб. Ми прошта друзи з Ахаб. Зачем обижать? – продолжил бактриец и улыбнулся. – Рим много раз проверил ми. Эршег не делай Рим плохо.
– Мы это выясним, – сказал офицер. – Подними руки в стороны…
Бактриец послушался. Офицер кивнул.
Один легионер тут же отошёл от Марка Деция и, подойдя
– Эршег знай закон, а Рим знай, что Эршег честны, – повторял он, пока легионер охлопывал его и заставлял поворачиваться. – Я всегда говори мой народ: Рим друзи з Бактри.
Закончив, легионер покачал головой офицеру. Затем взял его сумку и вытряхнул. На стол полетел кошелек, туго набитый монетами, зеркало, орехи, безделушки, костяные фигурки восточных божеств. Легионер покачал головой.
Офицер повернулся ко мне.
– Он чист, советник. Он простой купец, – сказал он.
Бактриец усмехнулся.
Я нахмурился.
– Он не простой. И он не купец.
Подойдя к нему ближе, я пристально поглядел ему в глаза.
Он поднял подбородок.
Мы были одного роста и почти что одного телосложения. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза не моргая. Мы изучали друг друга. Улыбка не сходила с его губ.
Наконец, я отвёл взгляд.
– Ты умён, – сказал я. – Но порой и ум играет злую шутку, если нет страха смерти. Тебя подвела твоя же игра. Тебе нравилось играть с жизнями других и собственной жизнью. Чувство опасности будоражит кровь как молодое вино. Тебе ли этого не знать?
Бактриец сделал недоуменную мину.
– Ты привык быть на голову выше всех, – продолжил я. – Сначала в ордене Воины Решефа, куда тебя отдали ребёнком. В семь лет ты убил мальчика, своего друга. Вы боролись, и ты проиграл ему. Но этот мальчик мог рассказать другим, что ты проиграл. Тогда ты просто толкнул его со скалы, а другим сказал, что он сам сорвался. И ты улыбался, видя как он падает. Ты не привык проигрывать и не привык оставлять свидетелей своих неудач…
Лицо бактрийца не изменилось.
– Между нами сохраняется хрупкий мир, – сказал я громко, чтобы слышали все. – Но в месяц Юноны семнадцатого дня недалеко от Сицилии затонул ваш корабль. К берегу прибило четырнадцать трупов с перерезанными глотками и вспоротыми животами, среди которых некоторые были знатными людьми. Среди них были сестра и сын Сахона, вашего военноначальника. Над его сестрой надругались, прежде чем убить. А его сын был оскоплен и у него были выколоты глаза. У многих трупов было вырезано на спинах "s.p.q.r", сенат и народ Рима. С того корабля спаслось лишь трое. Это был ты и двое других. Затем из вас троих остался только один. Это был ты. Вскоре ты дал показания в под присягой в Совете Ста Четырёх и в присутствии обоих суффетов. Вот что ты сказал. Шестнадцатого июня вы отплыли с острова Крит. Ваше судно село на мель и перевернулось. Вас было одиннадцать, но спаслось лишь шесть. Вы плыли в маленькой лодке пока вас не подобрал карфагенский корабль с грузом тканей и провизии, плывший из Антиохии. На рассвете в нарушение мира, вас атаковали два римских военных судна. Римские солдаты разграбили корабль и, после долгих издевательств, всех перебили и выбросили за борт. Ты же и двое других, с твоих слов, спали в трюме, но, заслышав шум и крики, спрятались в больших ящиках, покрытых канатами. Только это спасло вам жизнь. Римляне, сказал ты, забрали деньги и провизию. После этого они сделали пробоину в вашем корабле, а сами вернулись на свои суда. Видя, что корабль тонет, вы выскочили из убежищ, наспех соорудили плот и плыли пока вас не прибило к острову Мелит.
Я смотрел ему прямо в глаза.
– После твоего рассказа уже никто в Карфагене не хотел мира, и даже маленькие дети захотели мстить нам.
Я заметил как зрачки бактрийца чуть расширились, хотя лицо его по-прежнему было непроницаемо.
– Теперь послушай мой рассказ, – сказал я одновременно ему и всем присутствующим. – Пятнадцатого июня на Крит из Карфагена были тайно переправлены шесть головорезов на совести которых не один десяток жизней. Их послал Аркуд – злой демон во плоти, правая рука Гамилькара Барки, который пышет ненавистью к Риму и хочет новой войны. Гамилькар – наш враг. Но он враг, которые соблюдает правила. Как добиться войны, когда
Я бросил короткий взгляд на бактрийца и продолжил:
– Для этого шестерым убийцам надлежало притвориться жертвами крушения, чтобы попасть к купцам, корабль которых будет проплывать днём позже. После этого перерезать под покровом ночи всех, оставив римскую метку на их спинах. Это и было сделано. В той ночной резне был случайно ранен один из убийц. Недолго думая, ты перерезал ему глотку и бросил за борт. Вас стало пятеро. Теперь предстояло сделать так, чтобы убедить, что тела пунов прибило к берегу, ибо от корабля до берега было далеко, и тела непременно бы унесло бы в море, где бы их съели акулы. Для этой цели нужно подойти как можно ближе до мелководья. Ты приказал сделать плот из бочек и навалить на него тела, чтобы затем сбросить их там, где ветер наиболее силён. Двое твоих людей несколько раз делали это пока не сбросили все тела… Когда они вернулись, один из них обмолвился, что их заметили двое рыбаков – и тогда им пришлось убить этих рыбаков как ненужных свидетелей. Ты попросил подойти показать место. Когда они подошли к краю борта, ты выхватил кинжал и пронзил одному сердце, а другому шею, затем cбросил обоих в воду. Теперь вас было трое и вам нужно было добраться до Мелита. Вы использовали тот же плот из бочек. Ваш путь занял около двух дней. Наконец впереди показалась земля и плот упёрся в безлюдный берег. Потом ты послал одного поискать воды, и когда он вернулся ни с чем, то увидел, что его товарищ лежит на песке распростершись, а ты вытираешь кровь с кинжала. Ты сказал, что его товарищ обезумел от жажды и набросился на тебя, стремясь забрать бурдюк с остатками воды. После этого тот, кому ты это сказал, понял, что живым до Карфагена ему не добраться. Он сбежал.
Я подошёл вплотную и теперь слышал его дыхание.
– Ты искал его и теперь ищешь. Но тебе его не найти. Ты достаточно умён, чтобы с самого начала догадаться откуда я знаю всё это.
Бактриец прищурил левый глаз.
– Ты любишь опасность, не так ли? – продолжил я тише и ускорив речь. – Опасность возбуждает разум и делает тебя её рабом. Ты уже не можешь жить без неё. Ведь, без чувства опасности для тебя нет чувства победы…
Я заговорил тихо:
– Ты изменил внешность и цвет глаз. Но решил, что должно остаться то, что выдает тебя – одно уязвимое место, о котором ты знаешь. Оно как родимое пятно. Этим ты возбуждаешь себя и дразнишь врага, который, как ты думаешь, настолько глуп, что ни за что об этом не догадается …
Он молчал.
– … Я не знаю почему ты так решил. Но я знаю, что ты нарочно сделал это, показывая что ты сильнее духом и не боишься, и что другой никогда не поймет что это. Но ты ошибся. Ты очень ошибся, пун.
Я быстро схватил его за кисть правой руки и, подняв вверх, развернул ладонь к толпе. Татуировка в виде полумесяца заключённого в восьмиугольник была отчетливо видна на его ладони.
Таверна ахнула…
– Воин Решефа! – громко произнёс я.
Я увидел как глаза его сузились, а губы вытянулись в презрительную улыбку. В следующее мгновение он стремительно вырвал своё запястье из моей руки, по-кошачьи отпрыгнул к легионеру и, едва тот успел опомниться – вытянул меч из его ножен. Он тут же бросился на меня. Я отступил назад, одновременно ища глазами, то что послужило бы мне защитой, на ходу вытягивая пергамский нож… Если бы только это было годы назад, и если бы он сам предложил мне честный поединок! Иначе его тщеславие разъело бы его изнутри за преимущество над безоружным. Но теперь у него всё было написано на лице. Теперь я точно знал, он хочет покончить со мной раз и навсегда.
Толпа испуганно подалась назад, опасаясь его меча....
Я отступал. Я умел уворачиваться, но он был силён и очень ловок. Я, также, видел как центурион и оба стража были наготове мне помочь, но… один из пьяных дружков Ахаба храпел сидя на скамье, прислонившись к стене и вытянув свои ноги. Пятясь, я запнулся о них и упал. Он воспользовался этим и тут же прыгнул на меня сверху, занося меч для фатального удара.
– Умри, римский пёс, – прошипел он.
Вдруг сверху раздался грохот. Лицо его перекосилось, глаза закатились. Рука, сжимавшая меч, ослабла и меч со звоном упад пол. Он свалился с меня как мешок с бактрийским тряпьём.