Сердце в залоге
Шрифт:
– Солнце мое, - он чуть потянул ее руку, заставив Марину подвинуться к нему. – Я знаю, какие у вас отношения, и понимаю, что ты имеешь претензии к отцу. Но, возможно, ему станет легче, если ты действительно поможешь ему с фирмой? Хоть как-то… Возможно, он хочет найти хоть какую-то лазейку, чтобы попытаться наладить с тобой общение?
Машина выехала с кладбища и влилась в общий поток. Водитель тихо управлял автомобилем, словно его здесь и не было.
– Он всегда был против моего участия в его делах, с чего это вдруг что-то изменилось? Да и потом, мне это уже давно неинтересно
К Мише она все равно не поворачивалась, хоть и была теперь крепко прижата к его боку. Мишу это не устраивало, он взял ее лицо своей рукой и повернул к себе, хмуро посмотрев в глаза Марине.
– Я знаю, что ты сильно обижена на него, солнце. Знаю, что имеешь претензии. И не спорю, что во многом они оправданы. Но он - твой отец.
– Из-за него погибла мама, - не поддаваясь увещеваниям, привела она свой контраргумент, хоть Миша и так все знал. А такое сложно было простить и через двенадцать лет.
Михаил вздохнул. Почему-то крепко сжал губы. Да и его объятия стали гораздо крепче.
– Марина, - как-то собранно и серьезно обратился к ней он. – Я никогда не вмешивался в ваши отношения раньше. Слишком все было сложно: тебе было тяжело, да и нюансов много. Но время идет, это не изменить, а он тоже не вечен. Не будешь ли ты жалеть потом, солнышко?
– Что ты хочешь сказать? Каких нюансов много? – Марина поняла, что злится.
Из-за давней боли и обиды. Не на Мишу - на отца, но выплескивается это все именно на любимого, как на того, кто теребил незатянувшуюся рану.
– Разве он не был пьян, когда садился за руль?! Разве не он отказался от того, чтобы вызвать водителя, как предложил твой отец?! – Марина не выдержала, повысив голос, и не заметила, как сжала руки. Зажмурилась.
Нехорошее утро получалось, совсем. То на кладбище чуть не поссорились, то вот теперь… Она вновь почувствовала себя истеричкой. Мерзко. Глубоко вдохнула, стараясь привести в норму дыхание и сумятицу эмоций.
Руки Миши сжались еще крепче. Наверняка он ощутил дрожь, которая прошла по ее телу.
Машина начала останавливаться почему-то. А потом тихо хлопнула дверь. Видимо, Михаил велел водителю выйти.
– Думаю, пора все-таки все уже обсудить, - тихо проговорил Михаил ей на ухо, и провел своей щекой по ее волосам, словно успокаивая.
Марина попыталась взять себя в руки, сделала глубокий вдох и открыла глаза.
– Миша, я не думаю, что хочу об этом разговаривать, не сейчас, - заметила она, и сама слыша, что голос звучит жалко. С болью, с противными хныкающими нотками давней истерики.
Услышал эти оттенки и Михаил. Но, несмотря на то, что взгляд его глаз потемнел, а на щеках появились желваки, Миша не замолчал:
– Я не отрицаю, что крестный был пьян, что он поступил не просто неверно, а отвратительно. И не пытаюсь оправдать. Но… - Миша прижал пальцами ее рот, как только Марина попыталась опять попросить его замолчать. –
ГЛАВА 10
Марина пораженно замерла в его руках, не в состоянии не то что отреагировать на полученную информацию, но даже ее осмыслить.
– Какая машина? – наконец выговорила она хриплым голосом. – Я там была, Миша. И участвовала, если ты забыл… - в ее голосе прорезались обвиняющие нотки, но уже не в силах Марины было на это повлиять.
– Я помню.
– Теперь он с силой сжал глаза. И свои руки вокруг нее.
– Бог свидетель, это я помню!
– его голос тоже стал отрывистым и резким, а руки просто вдавили Марину в его тело. – И знаю, что ты не помнишь: то ли не заметила, то ли просто забыла. Я сам тебя столько раз расспрашивал о том, что случилось, но ты никогда не вспоминала об этом. Врачи считали, что у тебя может быть посттравматическая амнезия из-за шока и сотрясения мозга, потому ты не помнишь какие-то моменты, того, что было непосредственно перед аварией.
Марина дернулась. Мотнула головой, словно пытаясь вытрясти из сознания все, что услышала. Миша был неправ! Она все помнила! Все! Но… Марина так и не открыла рта, чтобы возразить. Наоборот, вся сжалась, словно бы от этого могла лучше сосредоточиться, и попыталась детально вспомнить то, что случилось двенадцать лет назад. Не обратила внимания даже на головную боль, тупо вспыхнувшую в висках из-за того напряжения, что ее охватило.
И вдруг поняла, что не может выстроить цельной картины.
Она помнила очень много картинок-моментов: слова, обрывки разговора отца с матерью. Помнила запах дождя за окном. Помнила, как сама устала. И как у нее внутри все трепетало тогда от влюбленности в Мишу, с которым она разговаривала на ужине у его родителей. Помнила напряженную морщинку, почему-то появившуюся между бровей мамы, едва они сели в машину. И как у нее самой выпала сережка, потому что Марина массировала болевшую после долгого дня голову. Она искала сережку на полу…
А потом мир начал с грохотом и визгом переворачиваться, разрушая тишину криком мамы.
– Тише, любимая! Тише, солнышко, - Миша прижался губами к ее лбу и начал укачивать, а Марина даже не поняла, что ее начало трясти, не чувствовала, что по щекам побежали слезы. – Твою налево!
– он с усилием вдохнул, сжав губы в тонкую линию.
– Так и знал, что не хочу поднимать эту тему! Не хотел, чтобы ты опять вспоминала! Прости, солнце, прости! – Миша нежно и жадно одновременно, крепко прижался к ее губам. – Тише… Все нормально. Уже все прошло, - продолжал успокаивать ее он.
Марина поддалась. Подтянула под себя ноги и свернулась клубочком на его руках, как сотни раз до этого, ощущая, что ее душит замкнутое пространство машины. Но никак не могла выбросить из головы то, что Миша сказал. Не могла теперь переключиться, по новой прокручивая в голове воспоминания.