Сердцу не прикажешь
Шрифт:
— Если вы намерены обсуждать именно это, — ответил он, — то я не считаю наш разговор таким уж важным, и, прошу вас, давайте отложим его.
— Это неправда, и вы это знаете! — горячо возразила Марсия. — Он очень важен для нас.
— Для нас? — холодно переспросил Малколм и вскинул брови.
— Господи, зачем вы все усложняете? — не выдержала Марсия.
Она неожиданно поднялась со стула и пересекла комнату.
— Почему вы так обращаетесь со мной! Неужели вы не понимаете, что я хочу во все внести ясность? Я хочу быть честной и откровенной с вами, вместо того, чтобы делать вид, будто этот дурацкий барьер холодности между нами и есть наши нормальные отношения.
— А в чем вы хотите быть искренней и откровенной со мной? — полюбопытствовал Малколм.
Она повернулась к нему и, откинув с вызовом голову, посмотрела ему в лицо.
— Вы видели, как в тот вечер Джеральд поцеловал меня, — твердо сказала Марсия.
— Что из этого? Да, я видел.
Несмотря на сдержанность, голос его звучал сердито.
— Вас это расстроило, разозлило, возможно, вызвало отвращение. Вот почему вы поскользнулись на ступеньках лестницы и упали.
— Моя дорогая Марсия, — холодно возразил Малколм, — нам незачем об этом говорить. По условиям нашего соглашения вы вправе вести себя, как вам заблагорассудится, прискорбно лишь то, что для этого вы выбрали мой дом, а объектом ваших чувств стал мой управляющий.
— Именно этого я и боялась! — воскликнула в отчаянии Марсия. — Выслушайте меня, Малколм, прошу вас. Хотя бы раз выслушайте, если вы на это способны. Будьте же человечнее и попытайтесь понять других.
Она сжала руки, стараясь не потерять контроль над собой.
— С тех пор, как вы женились на мне, — продолжала Марсия, — вы относились ко мне, как к человеку, который не заслуживает вашего внимания, а порой едва вспоминали обо мне. Я старалась не придавать этому значения. И не ждала чего-либо от вас, хотя иногда вы причиняли мне боль, и я удивлялась, зачем вы делаете это, чем заслужила я такое отношение?
Потом мы приехали в Грейлинг, и я впервые в жизни почувствовала себя счастливой. Дом такой красивый, места вокруг — рай, о котором я и мечтать не могла, и все это мне доступно.
Мне было хорошо, я была абсолютно всем довольна, хотя у меня не было друзей, а вы со мной никогда не говорили, словно я — посторонняя, не достойная вашего внимания женщина. И смотрели на меня свысока, как на некое ничтожество.
Малколм издал какой-то нечленораздельный звук, но не прервал ее.
— Но даже на это я не реагировала, лишь бы мне можно было пожить здесь еще немного, насладиться тем, что я снова в родной Англии. Но потом такая ситуация стала пугать меня. «Как долго это продлится?» — спрашивала я себя. Как скоро вы решите выпроводить меня отсюда? По ночам я лежала без сна, сознавая, что завтра, возможно, — мой последний день в Грейлинге.
Иногда я вставала и, убедившись, что все в доме спят, выходила в сад или в парк, боясь пропустить хотя бы одно мгновение того, что было так мне дорого.
Но вы ничего не говорили мне. Потом на прошлой неделе приехала Джасмин, и с ее приездом вы изменились ко мне, стали добрее. Вы не просто стали вежливы, но, мне показалось, впервые заметили меня.
Вы поняли, что я живой, реально существующий человек, а не машина, которая наливает вам кофе за завтраком и что-то отвечает на ваши замечания за ленчем. Это ободрило меня, и я подумала: «Все к лучшему, происходят перемены. Человек, за которого я вроде бы вышла замуж, реален, он существует».
Вы понравились Джасмин, она сказала мне об этом. И еще она сказала, что уверена — наступит день, когда мы будем вместе и будем счастливы. Я не спрашивала, почему она так думает, но поверила ей, потому что она мудра и проницательна, и я очень ее люблю. У меня появилась надежда, я даже молилась.
Марсия умолкла и перевела дыхание. Она чувствовала, что вот-вот расплачется.
Малколм молчал, уставившись в одну точку.
— В тот день, когда уехала Джасмин, а вечером с вами произошло несчастье, я пила чай с Джеральдом в большом холле. Мы вместе с ним побывали днем на одной из ферм и вернулись довольно поздно. Я устала и мечтала о чашке чая. Нечаянно коснувшись серебряного чайника с кипятком, я обожгла палец. Ожог пустяковый, но он был шоком для меня, мне было больно, и эта боль почему-то сделала меня несчастной.
Я почувствовала, как я несчастна, после отъезда Джасмин. Я тосковала по ней, страшилась тех пустых дней, что меня ожидают, и особенно бессонных ночей.
И я стала рассказывать о себе, возможно, это было глупо с моей стороны. Теперь я понимаю, что это было нехорошо по отношению к вам и к нашему браку, но я ничего не могла с собой поделать. Я рассказала Джеральду о своей жизни на Ривьере, а потом вдруг расплакалась. Я вскочила и попросила Джеральда не обращать на меня внимания, сказала, что я дура и сама знаю об этом.
Тогда он обнял меня.
«Не грустите, — сказал он, — все в конце концов образуется, вот увидите, обещаю вам».
Он наклонился и поцеловал меня в щеку. Это был братский поцелуй, поцелуй человека, посочувствовавшего мне, вот и все.
А потом вдруг мы услышали крик, грохот падения и, выбежав из холла, увидели вас.
С тех пор, как я приехала сюда, моим единственным другом был Джеральд. Мы много разговариваем с ним, у нас общие дела и нам нравится быть друзьями.
Он не влюблен в меня, как не влюблена в него я. Клянусь вам, что до того момента, когда я рассказала ему о себе, он ни разу даже не взял меня за руку.
В наших отношениях нет ничего серьезного, Малколм, ничего, клянусь вам. Вы можете меня выгнать, отослать куда угодно, но вы не должны винить в чем-то Джеральда.
Марсия говорила так страстно, что, когда умолкла, воздух в комнате, казалось, был насыщен ее эмоциями.
Она снова села. Теперь она ждала, пока рука Малколма дотянется до серебряного ящичка с папиросами, лежавшего на постели.
Он закурил, прежде чем ответить ей.
— Вы едва ли можете винить меня, — начал он, — в том, что я подумал то, что подумал. Разумеется, я принимаю во внимание ваши объяснения, моя дорогая Марсия. В то же время позвольте напомнить вам, что, обвиняя меня в предвзятом к вам отношении, вы забываете, что вышли за меня замуж лишь для того, чтобы получить свободу.
— Это неправда! — горячо возразила Марсия, вскочив со стула. — Когда я просила вас жениться на мне, это был минутный порыв, который я даже сейчас не могу объяснить. Я была тогда в отчаянии, однако вы мне очень нравились.
Я боролась с этим влечением, из-за него мое отношение к вам бывало неприязненным всякий раз, когда мой отец настаивал на наших встречах. Вы мне нравились уже тогда, — продолжала Марсия и голос ее смягчился. — Когда вы женились на мне, я почти уже любила вас, да, думаю, что это было так. Я была уверена в этом еще какое-то время, но сейчас уже не знаю. Несколько добрых слов, немного внимания, и я, наверно, безумно влюбилась бы в вас.