Сердцу не прикажешь
Шрифт:
Если Марсия была в холле или наверху у себя в спальне, она могла и не знать, когда возвращался в дом Малколм, и не видела его до тех пор, пока звук гонга, долгий, отзывающийся глухим эхом во всех концах огромного дома, не оповещал об ужине. Но бывало и так, что она справлялась, где он, у слуг.
Почему именно сегодня он зашел в картинную галерею и так бесшумно ступал по дубовым ступеням, что ни она, ни Джеральд не слышали, как он вошел?
Когда, услышав шум падения, они побежали узнать, что случилось, никто из них и думать не мог, что этот переполох устроил Малколм.
Джеральд, как всегда, был незаменим, отдала ему должное Марсия. Он тут же позвал слуг, и они отнесли Малколма в его спальню и уложили в постель.
Через полчаса приехал врач, срочно вызванный по телефону, удивительно живой и понятливый, с изрезанным морщинами лицом и крепкими умелыми пальцами. Марсии он сразу понравился. Он успокоил ее, ибо она очень перепугалась, увидев потерявшего сознание Малколма и кровь, текущую из губы, которую он сильно прикусил во время падения.
Теперь, когда можно было не тревожиться за здоровье Малколма, все происшедшее тем не менее взволновало Марсию и привело в смятение.
Она нашла Джеральда в будуаре, где он ждал ее. Эту красивую комнату Марсия превратила в подобие оранжереи.
Везде были цветы в вазах — розы, сирень и обилие ароматных гвоздик.
Джеральд, стоя у окна, наблюдал за летучими мышами, которые то вылетали, то снова прятались в темноту сада. Наступил вечер.
Марсия зажгла лампы, их мягкий свет сделал комнату еще уютнее.
— Вы останетесь ужинать, не правда ли? — спросила она. — Я не стану переодеваться к ужину.
Джеральд отрицательно покачал головой.
— Пожалуй, я пойду домой, — сказал он. — У меня много дел, а завтра их будет еще больше, поскольку ваш муж прикован к постели.
Отвечая Марсии, он не смотрел на нее, и ей показалось, что он тоже обеспокоен состоянием Малколма и его необъяснимым поведением.
На этом разговор закончился, она не настаивала и пожелала Джеральду доброй ночи.
Когда он ушел, Марсия позвонила дворецкому и велела подать ей ужин на подносе.
Она не представляла себе, как будет сидеть одна в роскошной огромной столовой при молчаливо стоящих у нее за стулом слугах.
Слишком часто в своей жизни она ела как попало, урывками и не вовремя, в каких-нибудь кафе, чтобы сейчас огорчаться тем, что невольно нарушает заведенный ритуал английского ужина.
Сегодня вечером она нервничала.
Прежде чем уснуть, она наведалась к Малколму. Доктор заверил ее, что ему не нужна ночная сиделка. Он дал пациенту снотворное и обещал приехать утром.
Рядом с комнатой Малколма в гардеробной ночевал слуга на тот случай, если Малколму понадобилась бы помощь. Но, судя по всему, это было маловероятно. Малколм спал. Забинтованная голова делала его совсем молодым, лицо было спокойным.
Марсия постояла у его кровати какое-то время, потом нагнулась и коснулась его руки, лежавшей поверх одеяла.
С уст ее непроизвольно слетел легкий вздох. Сама не понимая его причину, она покинула спальню Малколма и ушла к себе.
Утром Малколм проснулся с сильной головной болью и поэтому пролежал весь день в затемненной комнате.
Сломанную лодыжку следовало перебинтовать, и врач привез с собой молодую медсестру-ирландку из местной больницы.
— Ночью она не может дежурить, — предупредил Марсию врач, — думаю, вам следует отпустить ее часиков в шесть в больницу. Она побудет с больным днем, проследит за тем, чтобы он не нарушил постельный режим и был спокоен. Это все, что ему сейчас требуется.
— Не могу ли я ухаживать за ним? — спросила Марсия.
— Нет, не можете, — ответил врач. — У вас нет опыта и подготовки, и простите меня, старика, за то, что я скажу, но вы слишком красивы для сиделки. Хлопочите по своим делам и не беспокойтесь о муже. Через денек или два он будет в порядке, но уж очень он у вас капризен.
Доктор рассмеялся.
— Худший вид пациентов для нас, врачей, — это мужчина, который не настолько болен, чтобы умереть, но достаточно, чтобы капризничать и злиться.
В последующие два дня Марсия регулярно наведывалась к Малколму по два-три раза в день, но каждый раз заставала его с закрытыми глазами. Видимо, он не хотел, чтобы она беспокоила его.
На третий день после несчастного случая доктор сказал: пациенту настолько лучше, что можно отказаться от сиделки и даже от визита врача — хотя бы на день-два.
На лодыжку наложен гипс, который можно будет снять через месяц, не раньше. Больной более ни в чем не нуждается, все остальное сделает время.
— Поручаю его вашим заботам, леди Грейлинг, — шутливо сказал врач Марсии. — Насколько я разбираюсь в человеческих характерах, в этой ситуации вы можете сделать для него гораздо больше, чем все мы вместе взятые. Ему не повезло, и он раздражен тем, что прикован к постели. Но это вполне понятно. Кстати, его перелом не так страшен, как я вначале полагал, и если он не потревожит сломанную лодыжку и не начнет слишком рано выделывать коленца, то его нога будет такой же крепкой, как и до перелома.
Радостная, улыбающаяся Марсия поднялась к Малколму, чтобы сообщить ему эту добрую новость.
Он сидел на кровати, а вокруг на одеяле лежали в беспорядке бумаги и стопка писем.
Малколм не ответил улыбкой на ее улыбку, а, наоборот, хмуро сдвинул брови и сжал губы. Такой он всегда отпугивал ее.
Она сообщила ему, что сказал доктор, и добавила:
— Очень хорошие новости, не правда ли, Малколм? Пройдет совсем немного времени, и мы снова сможем совершать прогулки верхом. Мне так не хватало вас эти дни.