Серебряная герцогиня
Шрифт:
Герцогиня Ювина сидела в глубоком кресле кабинета Нэйоса, поджав ноги к подбородку и положив на колени лицо. Смотрела вдаль невидящим взглядом. Она не плакала, но на её лицо было страшно смотреть, так оно потемнело и осунулось. Одни лишь глаза лихорадочно блестели. Кроме неё в кабинете находилась только Эйдис, расположившаяся прямо на полу. Южная леди, не стесняясь, открыто лила слёзы.
— Вам принести воды или вина? — дрожащим голосом спросила невестка у свекрови.
— Я так хотела, чтобы он рос добрым мальчиком, — прошептала Ювина. — Он очень похож на отца… Самого простодушного
— Дядя Ойлинд был добрым.
— Да… и простодушным. Поединки, кони, охота, балы… Простые забавы взрослого мужчины. По началу у него были даже любовницы. Мы с Ойлом долго не могли принять друг друга, — Ювина усмехнулась. — Мне он казался глупым и примитивным, а я ему — серой мышью, но потом… Я вдруг поняла, что в простоте есть красота и сила. Он был великодушен и благороден. Как большое дитя. А он… Знаешь, когда я стала смотреть на него по-другому, Ойлинд словно тоже меня увидел. И больше не было других женщин.
Эйдис поднялась, налила вино и протянула свекрови. Та приняла бокал, но пить не стала.
— Однажды у нас была ссора с Алэйдой, и Юдард приял сторону жены. Дело едва не дошло до вооружённой стычки, но Ойлинд уговорил меня устроить… бал. О нет, муж любил войну. Но не хотел сражаться со своими. Он протанцевал с золотой герцогиней, преподнёс ей в подарок бирюзовое колье с такими тёплыми словами, что… И, знаешь, мы помирились. А я поняла, что кошачья хитринка у мужа всё-таки есть… И Альдо пошёл в него, но…
Тонкие пальцы стиснули ножку бокала, а на глазах герцогини выступили слёзы. Она быстро заморгала. Эйдис всхлипнула.
— Он просто очень молод… И я так не хотела, чтобы мой Альдо во всё это… вляпывался. Я забыла, что политика невозможна без грязи. Нет, не забыла, просто хотела отсрочить… У меня никого не осталось, когда муж погиб.
Эйдис порывисто всхлипнула, схватила свекровь за руки и уткнулась в них лицом:
— Я виновата…
Пожилая женщина погладила её каштановые блестящие волосы.
— Нет, нет… не кори себя, дорогая. Я знаю, ты любила Альдо. И ты делала его счастливым, Эйдис. На мужчинах нашего рода словно лежит проклятье… Мой отец умер от чумы. Очень молодым. Мой брат — тоже. Я так скорбела по нему, что назвала сына в его честь… Не надо было. Теперь вот — Альдо.
— Мама, он жив, не надо…
— Да-да, милая… да-да… Мой дед после смерти детей был напуган, и нас, последних его внуков, спрятал за высокой стеной Летнего замка. Мы с Вальди росли, не зная мира, и детство наше затянулось… Когда я стала герцогиней, то поняла, что это было трагической ошибкой. Я пообещала себе, что со своими детьми не буду так поступать… Не буду скрывать их от жестокого мира за высокой стеной… Но я не сдержала этого обещания… Обычная ошибка матери: всё кажется, что ребёнок ещё слишком молод… Надо было постепенно вводить Альдо в мир власти… Нет, Лари, не как ты. Ты просто бросил это бремя на своих девчонок.
Эйдис вздрогнула:
— Мама?
— Да-да, я помню, что ты бродяга… Но Лэйде было двенадцать, Лари. Она была совсем ребёнком, когда приняла щит… Нет, это не оправдание… Посмотри: Джайри стала хранительницей в девятнадцать… Она всё-таки успела созреть, а Лэйда… недозрелый плод, слишком рано сорванный… Даже не спорь со мной.
Эйдис расширенными от ужаса глазами посмотрела на свекровь. По телу девушки прошла дрожь. Герцогиня сходит с ума?
— Дети мои! Мои любимые дети! Мой кроткий и благодарный народ…
Король возвышался над толпой. Белогривый Фрэнгон плясал под ним. Лучники замерли позади. Толпа почти не дышала, с обожанием глядя на живого полубога.
— Я с вами, а вы — со мной. А, значит, ни один враг нас не победит.
— Да! — заорал кто-то из толпы, и рёв потряс окрестности.
Король подождал, пока шум не начал стихать. Поднял руку, простёр её над народом.
— Нас окружают враги. С востока идут кочевники Тинатина. С севера скалят волчьи клыки жители Медового царства. С юга подлый и жадный султан хочет отгрызть себе кусок королевства. Испугаемся ли мы, дети мои? Сложим ли оружие? Побежим ли плакать мамке в подол и прятаться по подвалам?
— Нет! Нет! — заорала толпа.
— Мы не станем этого делать. Мы не станем поступать, как трусы, — голос короля разносился над притихшими людьми. — Наш брат Ярдард, Медведь и защитник королевства, вышел навстречу Востоку. Ваши братья — медведцы — идут громить щенка-князя. И разгромят, и разнесут всю эту узкоглазую шваль так, что те забьются в свои гнёзда и носа не покажут. Потому что вы — со мной. Потому что вы — мои дети.
Толпа притихла, осознавая величие момента.
— Враги мечтают, чтобы вы, роняя слёзы, работали на них, не покладая рук, день и ночь. И что же они дадут взамен? Чем отплатят за ваш труд? Они будут насиловать ваших жён и дочерей. Ваши дети станут им мыть пятки. Хотите ли вы этого, дети мои? Согласны ли вы с этим смириться?
Народ взревел яростью. Король проехал вперёд и оказался среди разъярённых людей. Раскинул руки.
— Вы — мои крылья. Вы — моя сила. Мои верные и любимые дети. Я с вами. И враг не пройдёт. Мы не отдадим ему наших женщин. Наших жён, наших сестёр, наших дочерей. Пусть подавятся, пусть захлебнутся злобой.
— Да! Да! Сдохнут!
— Ваши враги — мои враги. И я защищу вас от них.
— Да здравствует король! Да здравствует король Ульвар!
— Пока мы вместе, ни один враг не войдёт в Элэйсдэйр, клянусь вам. Ни один враг не войдёт в Шуг.
— Слава королю! Смерть врагам! Смерть врагам короля!
— Вы — мои дети. Я — ваш король. Я — ваша защита. Враги знают это. Враги хотели меня убить, чтобы вы потеряли отца. Чтобы Элэйсдэйр пал…
— Смерть врагам! Смерть! Смерть!
— Вы просите у меня лорда Рандвальда…
— Смерть лорду! Смерть!
— … но я вам говорю: да будет суд. Королевский суд.
Впервые за всю речь, народ запротестовал, замычал. Раздались выкрики:
— Суд что дышло… оправдают… продажные шкуры…