Серебряная герцогиня
Шрифт:
— Уль, — тихо позвала девушка.
Король обернулся.
«Прощай, — сказали её глаза. — Но я всё равно буду любить тебя. Всегда».
«Я знаю, — усмехнулся он. — Теперь — точно. Ты всегда будешь помнить обо мне. И стрижка, кстати, тебе весьма к лицу».
Она слабо улыбнулась. Уль не был бы Улем, если бы не превратил поражение в победу.
— Прощай, — шепнула и вышла.
Ульвар посмотрел ей вслед, а затем спустился в сад. Светало. Ветер унялся. Небо стало жемчужно-серым в предвкушении восхода.
— Я побеждаю и
Непривычное чувство опустошённости охватило его. Разум понимал, что Джайри нашла единственно верное решение. То, которого не смог найти даже Уль. Но сердце протестовало и плакало. У него есть сердце? И оно умеет плакать? Вот так новости! Но это было глупо. Шэн прав: оставшись с королём, Джайри всё равно бы погибла. А он смотрел бы, как она сходит с ума и медленно умирает.
Он шёл и шёл, мимо кустарника и растрёпанных холодным ветром цветов. Вокруг просыпались замёрзшие за ночь птицы. И, засунув руки в карманы, Ульвар запрокинул лицо навстречу назревающему в небе дождю.
— Надо же… Кто бы знал, что, для того чтобы сохранить душу, надо её потерять…
И вдруг услышал пронзительный крик.
Глава 27
Давай попробуем заново
Это было предпоследнее утро, когда Ильдика могла поупражняться с саблей. После турнира руки и ноги ныли, словно у столетней бабушки. И королева, ранним утром, ещё до восхода солнца открыв глаза, решила было малодушно, что останется в постели, ведь сегодня — охота. Скачки по лесам и полям, или где там охотятся в Элэйсдэйре? Но завтра Глематис уедет. Вряд ли найдётся ещё рыцарь, готовый учить свою королеву сабельному бою.
О муже Ильдика больше не переживала. В конце концов, вчера Ульвар чётко расставил свои приоритеты, показав обоим королевствам своё истинное отношение к супруге, браку и всему в целом. Да, в постели муж действительно был хорош, но… пусть там и останется. От того, что вы любите запечённую куропатку, вы же не станете всю жизнь выстраивать вокруг этих птиц? Кроме стола в жизни есть много всего.
— Я думал, ты не придёшь, — сухо заметил гленнский волк, когда королева появилась перед ним.
— С чего бы?
Солнце ещё не встало, и после ледяного ветра даже лужицы не оттаяли, хрустели ледком под ногами.
— Ну… Вдруг рыдала полночи, — язвительно заметил он.
Ильдика приподняла брови и холодно посмотрела на него:
— Зачем?
— По неверному мужу. Я же видел, что ты к нему потянулась. Как травка к солнышку.
Издевается.
— Перестань. Мне плевать где милый Уль и с кем развлекается. Эти шутки унижают не меня, а тебя. Ты слишком сильно ревнуешь, это очевидно. И это отвратительно.
— Ревную, — он вдруг взглянул на неё прямо и без привычного ехидства. — Ильдика, ты видишь и знаешь, что я тебя люблю. Никого не любил до тебя вот так. Даже не предполагал, что буду сносить насмешки бабы. Любую другую заставил бы ответить за малейшие слова из тех, которые ты бросала мне в лицо. Дика, мне плевать на брачные верёвки и вот это всё… Поехали со мной. Неужели моей любви ты предпочитаешь урода, который от тебя скачет к шлюхе? Чем ты тогда лучше той шлюхи? Такая же королевская подстилка.
Ильдика поёжилась, вспомнив о несчастной сире Линаре. Но она — не сира Линара, она — королева. Благоразумие требовало сдержанности, умоляло пропустить оскорбительные слова мимо ушей. Это было бы мудро. Но… Она — королева. Она не может подобное спускать кому-либо. Не должна.
— Сир Глематис, вы ошибаетесь. Ваши слова о насмешках бабы, ваше предложение — оскорбительны. Я разрешаю вам забрать их обратно. Мы с вами давние… друзья. Я очень ценю ваше общество и науку, но не забывайтесь: перед вами — королева. Ведите себя, как подобает рыцарю и гостю.
Она постаралась тоном смягчить жёсткость вежливых слов, но Глематис вдруг вспыхнул, лицо свела судорога ненависти, и он внезапно атаковал. Так яростно, что Ильдика с трудом сдержала удар, но уже следующий выпад отшвырнул её саблю. Девушка упала и оказалась вжатой в грязь.
— Королева? — прошипел гленнский убийца. — И что у королев там, под юбкой, принципиально отличается от других баб?
Ильдика с трудом удержала вопль ужаса. Но нет, нет. С такими людьми ни в коем случае нельзя бояться. Зверь, почуявший страх, непременно разорвёт жертву.
— Сир Глематис, — ровным голосом приказала она. — На сегодня тренировка закончена. Встаньте и подайте мне руку.
— Руку? Закончена? Нет, ваше величество. Хочу вас ещё кое-чему поучить, раз уж муж не смог.
Он рванул её штаны вниз, сжимая горло девушки другой рукой. И она была вынуждена вцепиться в эту руку, чтобы не задохнуться. Прохрипела:
— Матьи… Что ты творишь?!
— Тоже, что и твой муженёк со своей шлюхой… Все вы бабы…
Она с ужасом почувствовала, насколько он возбуждён. Если бы не её штаны… Если бы была юбка… он бы уже… Зарычав, рванула и укусила его за нос. Глематис ответил рыком и ударом в лицо. И тогда Ильдика поняла, что не справится, и громко закричала. Потому что если зверь уже жрёт добычу, поздно соблюдать приличия.
Он снова засмеялся, и снова ударил, оглушая. Выхватил кинжал и одним взмахом разрезал ей штаны.
— Что, Уль попользовал тебя и бросил, да? Ничего, я не гордый — подберу.
Девушка изо всех сил вырывалась из его рук, но силы были слишком не равны. Жёсткое, сильное, громадное тело бывалого воина придавило её к земле. Глематис схватил жертву за бёдра, впиваясь железными пальцами в кожу и раздвигая их, и вдруг замер на мгновенье, а затем отпустил её и перекатился.
Он успел подобрать саблю и отбить первый удар, обрушившийся на него.