Серебряное дерево

Красовская Галина

– А вы забыли, что в Дальнем лесу – волки? – сказал учитель Минус. – Милиционер Гарпун запретил ходить туда без разрешения!

– Я вам сделаю на всякий случай очень громкую свирель-рог, чтобы отпугивать волков, – предложил маэстро Тромбус.

– С волками шутки плохи! Вас должен сопровождать охотник Осечка, – добавил Гематоген.

Карало только молча покивал.

– Да, да, Осечка… С ним не страшно… – наперебой поддержали Гематогена все.

Охотник Осечка был в Свирелии довольно-таки знаменитой личностью. Он не любил ходить пешком и потому даже в лес

на охоту ездил на своём мотоцикле. За руль Осечка садился сам, а собаки его, Гавка и Гонка, занимали места в коляске. Шустрая Гавка громко гавкала и смеялась, свесив красный язык, а Гонка держалась важно и лишь похлопывала серпастым хвостом по кожаному сиденью коляски.

На дороге возле леса Осечку обычно останавливал свисток милиционера Гарпуна – нота соль. Гарпун был приятелем Осечки, но тут, на посту, проверял его документы и вёл разговор важно, по всем правилам. А как же? Дружба – дружбой, а служба – службой.

Оставив мотоцикл на краю леса, Осечка вместе с собаками отправлялся в чащу. Он был добрый и жалостливый и никогда не убивал птиц и зверьков. Между Гонкой и Гавкой их собачьи обязанности Осечка распределил так: Гавка выслеживала зайца, утку или лисицу, а Гонка подгоняла их к хозяину. После этого Осечка отпускал перепуганных зверьков на волю.

Сперва свирельцы думали, что Осечке не везёт, что он всякий раз даёт осечку при выстреле. Но потом поняли, что добрый Осечка вроде бы играет в охоту, чтобы и зайцы были целы и собаки рады.

– Зачем понарошку охотишься? – допытывались любопытные.

– Что поделаешь, не могут же мои собаки даром хлеб есть! – отвечал им Осечка. – Должны они облаивать и гонять зверя, раз уж родились охотничьими собаками.

Однако чудаку Осечке бывало обидно возвращаться после такой охоты с пустыми руками. Поэтому на обратном пути он покупал в игрушечной лавке надувных резиновых зайцев и уток и, нацепив их себе на пояс, проезжал по улицам, громыхая коляской.

– Гляди-ка, как славно поохотился наш Осечка! – восклицали свирельцы. – Хороший трофей взял!

А Осечка расплывался от удовольствия.

Даже хищных зверей Осечка не любил убивать и, заметив, например, волка, отворачивался, будто не видел его. Оттого волков в лесах Волчьего хребта развелось видимо-невидимо. Лес стоял здесь как чёрная щетина и глядел из черноты на Свирелию злыми огоньками волчьих глаз.

– Что это за жизнь – ни шагу в лес без разрешения! – горячился Пятью пять и недовольно выпячивал губу. Прозвище Пятью пять осталось за ним на всю жизнь, хотя теперь он был уже не мальчишка, а всеми уважаемый и знаменитый артист. – И всё это Осечкина жалостливость и привычка при виде зла отворачиваться!..

– Гром и молния! И правда, волки скоро начнут глотать нас живьём на завтрак, обед и ужин! – поддержал Пятью пять милиционер Гарпун.

Отдав Осечке честь, он распорядился «навести в лесу порядок».

Пришлось Осечке охотиться по-настоящему. Он приезжал в лес на вечерней заре и начинал подвывать по-волчьи. Услыхав его, волки тотчас же откликались.

Осечка засекал, где находится логово, и уничтожал хищников.

Чтобы выть получше, Осечка дома в свободное время усердно репетировал. Он выл то за матёрого волка, то за волчицу или тоненьким голосом – за волчат. От этих репетиций у соседей волосы вставали дыбом, а у некоторых даже случались нервные припадки. Приезжала «Скорая помощь», и доктор Гематоген успокаивал слабонервных каплями из цветочных настоев.

Осечка решил прекратить репетиции, но вскоре разучился выть как следует. Волки перестали ему откликаться и, обнаглев, стали разгуливать чуть ли не по всему свирельскому лесу.

Тогда к дому охотника явилась делегация.

– Ты уж, Осечка, пожалуйста, охоться как полагается, – просили делегаты. – Кто, кроме тебя, защитит нас от волков?

– Вой, милый Осечка! – великодушно соглашались Осечкины соседи. – Сколько тебе надо, столько и репетируй! Раз без этого нельзя – мы уж потерпим…

Скоро Осечка опять стал выть искусно, и охота пошла хорошо. Но пока не были перебиты все волки, никто не мог ходить в Дальний лес без особого разрешения милиционера Гарпуна. А на Волчий хребет – и вовсе.

Мудрец Гранат тоже пришёл к милиционеру за разрешением.

– Если не просто так, а за делом надо в лес, тогда можно, – согласился Гарпун и дал Гранату пропуск. – Только на Волчий хребет пока ни шагу! И держитесь возле Осечки… Далеко ли до несчастного случая! – добавил он и устрашающе пыхнул трубкой.

Глава четвёртая

Про неслыханное в Свирелии злодеяние

Когда Осечка и Гранат на Осечкином мотоцикле с вместе с Гонкой и Гавкой приехали в Дальний лес, охотник ушёл в чащу, а мудрец остался на опушке. Он растянулся на животе и, приставив к глазам лупу, стал разглядывать травяные заросли. Потом мудрец принялся ловить сачком бабочек.

Поймав нарядную бабочку, Гранат полюбовался узором на её крыльях, посадил её в карман с клапанчиком и собрался погнаться за стрекозой.

Вдруг рядом в чаще завыл волк, а через минуту из другого конца леса ему откликнулся второй. Мудрец охнул и уронил сачок. Но вместо волка на опушку выбежали Гонка и Гавка, а вслед за ними появился и сам Осечка.

– Всё воешь? – успокоившись, спросил Гранат.

– Засёк логово! Клянусь, сейчас уложу матёрого! Слыхали, как он мне откликнулся?

Осечка по привычке прищурился, сказал «пыфф!» и, протяжно взвыв, скрылся в чаще.

Гранат уже подкрался на цыпочках к стрекозе, когда в лесу грохнул выстрел, потом другой.

«Ага, сразу два попались! – обрадовался Гранат. – Но вас-солибас! Стреляли-то в другой стороне… Странно…»

На опушку снова выскочил Осечка.

– Кто стрелял?! Кто спугнул моего зверя?! – вскричал он, но тут же понял, что Гранат ни при чём: у мудреца и ружья-то не было.

Гавка и Гонка понюхали воздух и бросились в ту сторону, откуда раздались выстрелы. Гранат и Осечка побежали за ними и сразу же наткнулись на лесного сторожа Хвойку. Вид у Хвойки был сонный и сконфуженный – ясно, что он не сторожил, а дремал где-нибудь под кустом, – и спрашивать его о чём-то было делом пустым.