Серебряное время (сборник)
Шрифт:
В лаборатории не было больше никого. Циг вышел в соседнюю комнату и возвратился с двумя футлярами от циркониевых грасов.
– Придется посидеть на этом, - сказал он и пояснил: - Всю энергию от бытовых силоустановок я переключил вот на эту штуку, - он показал на небольшой аппарат у стены.
– Нужно очень сильное поле. Порядка...
Какого порядка - я не запомнил. Да меня и не интересовал его аппарат. Я ждал, что он объяснит свое странное письмо и приглашение.
Усевшись на футляр-да, это тебе не силовое кресло, - я приготовился слушать.
– Прежде чем сказать, что мне от
– Ничего,-сказал ему я.
– Кроме того, я ничего не думаю о спектральном анализе, квазизвездах и еще много о чем. Он выслушал с невозмутимым видом.
– Ты не сердись, - сказал он, когда я кончил.-Прежде, чем перейти к делу, тебе придется выслушать небольшую лекцию. Я постараюсь популярно. Если я скажу что-либо известное тебе, кивни, я перейду к другому.
– Хорошо, - согласился я.
– Идея машины времени высказана очень давно. Когда впервые-неизвестно. Идея состоит в том, что время - это четвертое измерение. И точно так, как можно двигаться по высоте вверх-вниз, по ширине влево-вправо, во времени можно двигаться вперед-назад. Внешне это выглядит просто. Но машина времени до сих пор не создана.
Я кивнул.
– Вернее, она создана в сотнях моделей...Я удивленно поднял брови. ...
– в фантастических романах.
– Почему она не создана до сих пор? Если созданы вещи и не снившиеся самому разгоряченному воображению еще совсем недавно?
– продолжал он.
– Я скажу тебе...
– Он помолчал.
– Потому что создать машину времени не-воз-мож-но, - он сделал сильное ударение на последнем слове, произнеся его по слогам.
– Точно по тем же причинам, по которым невозможен вечный двигатель - это расходится с единственно вечными законами - законами природы, - он умолк и, мне показалось, с интересом поглядел на меня.
– Так вот. Я сделал эту самую машину.
– Какую машину?
– привстал я.
– Времени. Какую же еще, - он явно наслаждался моей растерянностью. Как я сообразил потом, это было маленькой местью за мою агрессивность в начале разговора. Но разозлиться мне он не дал.
– Никакой машины времени нет и не может быть, - заговорил он серьезно.
– Во времени нельзя двигаться туда-сюда. Нет ни временных туннелей, нет ни аппаратов с велосипедными седлами. Если их построить, они, конечно, будут двигаться, но не во времени, а вместе с ним. Как все существующее. Как само время.
У меня в голове стало темнеть. Чего он все-таки хочет?
– Но способ проникнуть в прошлое есть, .
продолжал Циг.
– Не механический, лежащий в основе идеи, о которой мы говорили. А принципиально совершенно иной. Я назвал бы его передвижением в памяти. Что такое память?
– Ну, если коротко, - ответил я, почувствовав себя в близкой области, память - это консервация информации.
– Информации об окружающем- мире?
– Конечно.
– И во временной последовательности?
– Консервация - да. Выдача - не обязательно.
– Отлично.
– Он казался довольным.
– А теперь я расскажу тебе об одном наблюдении, которое сделал не я. И слышал я о нем в пересказе. Информация, что называется, через пятые
– Это очень распространенное сновидение.
– Помнишь ли ты панический, я бы сказал, животный ужас, который охватывает в этом сне?
– Да, это страшновато.
– И еще один вопрос: хоть раз ты долетел до земли? Или просыпаешься раньше?
Я попытался вспомнить:
– Пожалуй, от страха просыпаешься до конца падения.
Он торжествующе посмотрел на меня.
– Вот в этом и заключается древнее наблюдение. Все падают и никто - до конца. Вот как объясняет свое, я сказал бы, гениальное наблюдение его автор, или, может быть, пересказчик. То, что я сейчас скажу, тебе, специалисту, покажется банальным, дилетантским утверждением: все дело в наследственной памяти.
Я рассмеялся.
– Подожди, - сказал он.
– Я не собираюсь читать тебе лекций по твоему профилю. Ты сам сказал, что память - это консервация информации.
– Ну и что?
– А такой распространенный сон говорит, по-твоему, о том, что предками подавляющего большинства людей были летчики и канатоходцы, оставившие им подсознательное воспоминание об ужасе падения?
Я промолчал, ища подвоха в этом вопросе.
– Ну, ладно, - махнул он рукой.
– В общем, это воспоминание куда древнее. Обезьяна, сорвавшаяся с ветки в доисторическом лесу и упавшая на землю, либо разбивалась вдребезги, либо попадала на обед какой-нибудь зверюге, которая только этого и ждала. Но иногда ожидания этой самой зверюги бывали обмануты. Не долетев нескольких метров до земли, обезьяне удавалось ухватиться за сук и она оставалась жива. Каков диапазон впечатлений, доступных примитивному мозгу? Боль, холод, тепло, страх. Страх. Ужас, испытанный нашим хвостатым прапредком, прочно закрепился в наследственной памяти потомков вместе с отсутствием воспоминания о конце падения, которого не было!
Все, что он говорил, было верно. Я просто никогда не задавался целью взглянуть на дело под таким углом. Так я и сказал Цигу.
– Послушай, ты так ничего и не понял, - с сожалением проговорил он.
– А еще психопластик. Я ведь тебе не о самом факте наследственной памяти толкую. Этот обезьяний ужас, который испытываем мы, свидетельствует о непрерывности цепи между нею и мной, между нею и тобой, между нею и всеми людьми. Это значит, что если разбудить клетки, откуда к нам в сон врывается единственный прорвавшийся сигнал, то мы вскроем консервную банку со всеми впечатлениями этой обезьяны, иными словами, очутимся в мире, окружавшем ее, проще говоря перенесемся в самих себе на миллионы лет назад!
Я похолодел. Если цепочка непрерывна, а это несомненно, то в кладовой памяти мы можем взять с полки любую "консервную банку" и, вскрыв ее, оказаться в любой на выбор эпохе человеческой истории!
– Ну, наконец-то, - сказал он с насмешливым облегчением.
– Хорошо, - остановил я его.
– Ты в самом начале сказал, что нужна моя помощь. В чем же она может заключаться? Не в том же, конечно, чтобы я подтвердил выводы, которые ты сделал.
– Нет, дело в том, что я сделал консервный ключ...