Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом
Шрифт:
Валентин Сорокин: «Я печататься начал рано, в 18 лет. И твёрдо решил: как буду издавать первую свою поэтическую книжку, то обязательно приеду на родину Есенина. В 19 лет я, молодой и наивный, приехал в Константиново. Меня потрясло, что домик стоит простой, как и все крестьянские. Смотрю, всё так тоскливо, сел на траву. Я взял бутылку водки, на всякий случай соли немного и хлеба буханку – сижу напротив домика Есенина. Идёт бабушка: “Мила-ай, ты к Есенину приехал?” – “Да”. – “Ты что, стихи его любишь?” – “Да, много знаю”. – “Не надо, он был плохой человек, хулиганил, говорят”. – “Давай выпьем по рюмочке”. Посидели, выпили, она и говорит: “Мало ли чего там про Есенина наговорят!”. Ещё выпили: “Знаешь, сколько на него налгали? А какой это был добрый, светлый человек, бывало, приедет к нам, всех соберёт, угостит, потом поём песни, а он с нами поёт”. Выпили в третий раз. Она и говорит: “Никому не верь. Только негодяи о нём плетут нехорошее, а народ наш его любит: он добрый, скромный. А я в молодости, наверное, ему нравилась: всегда меня приглашал. Подруги вспоминают, что я тогда красавицей слыла”. Тогда шёл 1959 год. А когда я уже приехал в Москву, то стал ежегодно ездить в Константиново и познакомился там с сёстрами Есенина – Екатериной и Александрой. Они на лето приезжали в Константиново и жили там летом. Приезжала туда и Татьяна, племянница Александры. Потрясли они меня: настолько показались родными, простыми, крестьянскими, поэтическими душами».
Вот такой эпический сказ, по всем законам жанра: «И в третий раз закинул старик невод…» А, впрочем – почему бы и нет?
И подобных воспоминаний в процессе работы над книгой набралось немало. Есенинское Константиново предстаёт некой поэтической Меккой, к которой обязательно должен совершить паломничество каждый ценитель есенинского гения, да и любой уважающий себя ценитель русской культуры. В Константиново ездили и в одиночку, и с друзьями, и целыми экскурсионными ватагами. Как вспоминает тот же Валентин Сорокин: «Привёз я в Константиново автобус молодых поэтов, москвичей – июль-месяц на дворе шёл – и сёстры Есенина нам навстречу вышли. Ворота все цветами заросли, а сёстры Есенина распахивают их, говорят: не бойтесь, мол, проходите все – прямо через цветы. И слёзы у них на глазах!»
Слушаем рассказ Николая Кошелева, в прошлом руководителя всего армейского комсомола. Аккурат про те времена, когда он служил ещё обычным молодым лейтенантом: «Ежегодно по два-три месяца курсанты Рязанского военного автомобильного училища проводили в учебном центре “Сельцы” – под Рязанью, на берегу Оки. Хорошо помню этот обычный палаточный полигон, где в весенне-летнюю пору, с утра и до вечера шли полевые занятия. Самыми радостными становились минуты отдыха, но больше всего радовались курсанты экскурсиям в село Константиново, в гости к сёстрам Сергея Есенина. Это светлое, зелёное, привольное село находилось на противоположном берегу Оки, его было видно из наших лагерных палаток. Сёстры Есенина постоянно проживали в Москве и на даче в городе Сходня, но в летнее время частенько наведывались в родную деревню Константиново и останавливались в небольшой избе, принадлежавшей деду по материнской линии, то есть – напротив музея. Узнав о появлении в деревне сестёр, мы спешили к ним, чтобы предварительно договориться об экскурсии. Вообще-то они изрядно уставали от наплыва многочисленных туристов, но нам, военным, проявляя уважение, никогда не отказывали. В качестве сувениров мы привозили им армейские “сухпайки” с банками тушёнки – им нравились эти незатейливые гостинцы. Каждое лето, начиная с 1968 года, курсанты училища почти еженедельно посещали село Константиново: ездили на экскурсии поротно. А это примерно по 80–90 человек за лето!”
Конечно, не всех гостей Музея сёстры Есенина встречали столь приветливо. Как тут ещё раз не заострить внимание на фразе Николая Кошелева о сёстрах поэта: «Вообще-то они изрядно уставали от наплыва многочисленных туристов…» А вот что по этому поводу вспоминает литературовед Александр Руднев: «Екатерина Александровна Есенина, родная сестра поэта, будучи уже в почтенном возрасте, рассказывала мне, что в 70-х годах многие повадились ездить в ресторан “Русская быль” – что находился на родине Есенина, в Константиново – и пьянствовать там. А затем многие, в подпитии, непременно хотели видеть самолично сестру Есенина. Когда Екатерину Александровну заставали дома и о чём-то спрашивали, то она неизменно ответствовала: мол, “сестры Есенина нет, а я здесь – домработница”». Наверное, это более чем правильно, что разное бытовало отношение к настоящим почитателям творчества поэта и к праздно скучающим зевакам (они же «туристы»).
Как тут не вспомнить, что речь идёт о тех временах, когда официозные идеологи и функционеры от культуры зачастую воспринимали имя Есенина, мягко говоря, настороженно? В открытую пусть и не запрещали, но всячески, как могли, «придерживали да не допущали» популяризацию его творчества. Слушаем Светлану Шетракову, много лет проработавшую в Музее поэта в Константиново: «В то время отношение к Есенину со стороны государства было прохладным. Мы сами всё делали, никто нам со стороны власти не помогал: собирали музей Есенина, ездили по деревням, обустраивали».
Хотя со стороны научного сообщества всё же чувствовался устойчивый интерес: скорее даже вопреки действующим на тот момент идеологическим установкам в сфере культуры. Светлана Шетракова: «Однажды в Константиново приехала директор Государственного литературного музея, и они взялись за меня серьёзно – привезли в Москву, сказали, мол, будешь Есенина теперь здесь читать и изучать. В тот момент я занялась более основательно научной работой, стала писать диссертацию по Есенину».
Конечно, радует, что Есенин не относился к совсем уж «таким замалчиваемым поэтам», как, к примеру, казнённый «пламенными революционерами» Николай Гумилёв. Сергея Александровича вполне открыто изучали представители академических кругов, писали научные работы, монографии, защищали диссертации. Может быть, даже как некая научная фронда с царящим официозом. Всё – на чистом энтузиазме, на беззаветной любви к творчеству.
Николай Кошелев: «Помню, курсанты с огромным желанием тянулись к сёстрам Сергея Есенина. С болью в сердце они вспоминали о длительном и трудном для них периоде, когда в стране несправедливо угасала память о великом русском поэте. Обустройство музея начинали буквально с нуля. Сёстры Есенина с горечью вспоминали, например, в каком запущенном состоянии находились все есенинские места, которые требовалось привести в подобающее состояние, чтобы появился музей. Например, настоящий родительский дом Есениных сгорел ещё в августе 1922 года – из-за того, что рядом с ним вспыхнул дом священника Смирнова. Сёстры поэта часто упоминали неугомонного Владимира Астахова, практически “из ничего” создавшего мемориальный Дом-музей Есенина и ставшего его первым директором. Не сходила с их уст и фамилия первого секретаря Рязанского обкома КПСС – Николая Приезжева, который, будучи поклонником Есенина, много сделал для создания его музея в Константиново, а ещё своим решением присоединил к территории музея поместье Кашиной».
Тут, конечно, не всё могло благополучно разрешиться лишь указанием всесильного «главного коммуниста» Рязанщины. Ведь время уже безвозвратно упущено: многое, если не почти всё, в воссоздаваемом музее представляло собой лишь позднюю реконструкцию, близкую к прототипам стилизацию. Остаётся большим вопросом: что же из представленной экспозиции сам Есенин мог действительно видеть при жизни? Ответ, думаю, неутешительный. Даже природа, которая – казалось бы! – никуда уж не могла деться, и то совсем не вся ощущала взгляд великого поэта.
Елена Самоделова: «У меня сложилось впечатление, что родственники Есенина – в частности, его племянницы – пытались рассказывать о своём дяде, стремясь к предельной объективности. Например, Наталья Наседкина рассказывала о тополе, посаженном возле дома Есенина. Все экскурсоводы до сих пор упрямо уверяют, что когда сгорел дом, то Есенин самолично посадил тополь возле усадьбы: что это дерево, мол, видело Есенина, сохранило тепло его рук, является достопримечательностью Константинова и так далее. Так вот, Наседкина рассказывала, что тополь этот никакого отношения к Есенину не имеет, а был посажен лишь спустя год после смерти поэта. Спрашивается, если мы знаем об этом из уст Натальи Васильевны, кому мы поверим: ей или экскурсоводам? Я склонна доверять Наталье Васильевне. Существует такой момент, как мемориализация любых объектов, связанных с тем или иным выдающимся человеком. Научные сотрудники могут написать, что это типологический экспонат, поскольку “серебристый тополь под окном” фигурирует в творчестве Есенина. Я помню ещё те тополя, которые описывал поэт, но которые находились в других частях Константинова. Лет десять назад они ещё существовали. Но я склонна доверять Наталье Васильевне, потому что есть такой указанный факт, а есть – всего лишь красивая легенда».
Темы спонтанной мемориализации, а также осознанной мифологизации, будут рассмотрены в этом издании в соответствующей главе. Обещаю, что на прижизненных мифах, посмертных домыслах и современных «фейках» мы ещё подробно остановимся. Ну а пока – от естественного природного окружения – к материальным музейным артефактам.
Николай Кошелев: «Сестра Есенина, Екатерина Александровна, рассказывала мне: “Напротив нашего дома выделялась когда-то своей красотой церковь Казанской Божьей Матери. По праздникам здесь собиралось не только всё наше село, но на звон колоколов подтягивались жители других деревень. Ещё до войны колокольню снесли, а после войны под сводами основного здания появился склад горюче-смазочных материалов”. Трудно забыть, что полуразрушенное здание церкви производило удручающее впечатление. А ещё помню, что уже после открытия самого музея Есенина безобразный вид имела и расположенная напротив огромная усадьба Кашиной: последней помещицы села Константиново. По названию есенинской поэмы именуемый селянами “дом Анны Снегиной”. А ведь на этой территории юный поэт проводил много времени! В барском доме оставались нетронутыми только стены и крыша, а всё, что находилось внутри, – комнаты и коридоры – варварски переоборудовалось под производственные площади, на которых долгое время располагался так называемый “комбинат бытового обслуживания”. Естественно, что и о какой-либо прежней мебели или деталях интерьера речь не заходила: этого просто негде было найти! Сёстры Есенина поведали мне о том, как летом 1967 года – в Москве, на проспекте Вернадского – они повстречались с Георгием Кашиным, сыном помещицы Кашиной. Долго искали его адрес, а когда нашли, то узнали, что здоровье Георгия – уже очень плохое. Но, тем не менее, он нашёл силы, чтобы помочь восстановить по памяти схему родительского дома: нарисовать образцы мебели в основных комнатах своей мамы. В дальнейшем барский дом Кашиных влился в общий есенинский музейный комплекс».