Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом
Шрифт:
Итак, потомственный крепостной – тут без вариантов! – решил сменить свою социальную страту. Как вариант: родители-крестьяне мечтали, чтобы их старший сынок не пошёл по их стопам, а «вышел в люди»: получил образование, статусную должность, общественное положение – в чём дитё и преуспело на радость родичам?
Увы, подобная трактовка не совсем убедительна: родителей поэта также затруднительно назвать типичными крестьянами. Разве что вновь упомянуть про «крестьянскую среду», при этом сделав необходимое уточнение, что сама эта «среда» была довольно обширным понятием, включающим множество значений. Да, кто-то сеял рожь да овёс, кто-то выращивал брюкву и свёклу. Вполне возможно, что кто-то, знаменитым крестьянским чутьём уловив надвигающуюся «революционную ситуацию», уже буквально разлитую в воздухе, – безбожно пил и слонялся без дела, настраивая себя на активные раскулачивания зажиточных соседей… Но вполне себе успешно жили и те крестьяне (по сословному делению, как минимум), что занимались различными промыслами. Вопрос, чем они так уж кардинально (кроме метрических записей при рождении) отличались от всякого рода мещан/ремесленников/мелких торговцев, остаётся открытым. Крестьяне из старинного города Сергача, скажем, успешно водили по ярмаркам дрессированных медведей, хохломские крестьяне искусно расписывали ложки и прочую домашнюю утварь, жостовские – умело разрисовывали «под лак» подносы… Ну а предприимчивые крестьяне родного Есенину села Константиново издавна повадились хаживать в Москву на так называемые «отхожие промыслы» (благо Белокаменная – рукой подать!).
Елена Самоделова: «Если посмотреть на отца Сергея Есенина – тот не просто “ходил в отход”, на сезонные заработки, как обычно делали крестьяне, а постоянно жил в Москве, работая в мясной лавке купца Крылова. Вообще это считалось нормальным в то время: крестьяне отправлялись на заработки. Ещё дед Есенина, Титов, владел промыслом, содержал собственные барки, а деньги на покупку их заработал в Петербурге, когда сам туда “ходил на отход”. Он считался богатым и щедрым – по рассказам односельчан Есенина, поскольку устраивал праздники, где все за его счёт ели, пили, гуляли. Так что и образованность, и “отходничество” – явления хоть и не широко распространённые, но всё же присущие крестьянству».
«Всё же присущие» – как некоторое допущение из серии «несмотря и невзирая на…» Не знаю, может, и нет смысла возводить Есенина именно к крестьянам, утверждать, что его мировоззрение было сугубо сельским, посконно-укладным. Есть неумолимые факты: в сословном обществе тогдашней царской России Есенин записывался «крестьянином». А всё остальное – это уже к вопросу занимательной истории о попытках поэта выйти из своего личного да провинциального – на некий всеобщий, чуть ли не на мировой масштаб.
Елена Самоделова: «Есенин, по документам, – сословный крестьянин. Был уроженцем села. Он гордился тем, что он и многие его друзья – крестьяне, что это считается “солью земли”. Правда, иногда говорил об этом с некоторой усмешкой, так как в то время соль как раз и обесценилась… В одном из стихотворений Есенин размышляет, что нужнее: сад с вишнями или огород с картошкой? Можно говорить, что здесь повлиял “Вишнёвый сад” Чехова, но факт остаётся фактом – крестьянское хозяйство родителями Есенина всё же велось. Становилось трудно, конечно, когда отец Есенина находился в Москве, но и тогда он помогал семье деньгами. Сохранились документы, где рассказывается, что в семье Есенина чётко следовали всем необходимым законодательным актам, основополагающим для любого крестьянского хозяйства: кто является владельцем крестьянской усадьбы, кто её наследует, кто содержит, как делить имущество при разделе большой семьи».
То бишь оспаривать крестьянство «де юре» нет особого смысла, ну а «де факто» – думаю, не важно, был ли «крестьянином» Есенин по своей сути или «под настроение» ему льстило считать себя таковым.
Сергей Соколкин: «Даже если и предположить, что Есенин изначально, по рождению в деревне, как-то привязан к земле, то впоследствии, ощутив в себе поэтический дар, стал от этой земли оторван. Хоть и постоянно скучал в столице по деревне… Скорее можно говорить о том, что Есенину “нравилось считать себя крестьянином”. Поэтому он так задорно декларировал: “У меня отец – крестьянин, / Ну а я – крестьянский сын!” Хотя отец его никаким крестьянином не являлся, а работал мясником в столичной лавке. Да и “крестьянский сын” Сергей Есенин – никогда “на земле” в принципе не работал! То подвизался у отца в мясной лавке, то в типографии Сытина, то полностью жил за счёт журнальных гонораров за свои стихи».
А вот влияние «крестьянства» как некой идеи на творчество Есенина трудно не заметить и не оценить.
Елена Самоделова: «Вся поэзия Есенина основана на темах, которые он брал из крестьянской жизни, пользовался системой фольклорных жанров, которая бытовала в крестьянской среде. Понимал он её именно по-крестьянски, как “коренную” систему русского быта – в отличие от петербуржцев, которые относились к фольклору как к чему-то интересному, но наносному, внешнему. Фольклор был для Есенина очень органичным».
…Оставив уже, наконец, в стороне рассуждения о «крестьянстве – не крестьянстве» поэта, есть смысл опять вернуться к детству и ранней юности Есенина. Ведь именно тогда он начал настойчиво упражняться в стихотворчестве. Максим Скороходов: «Во второклассной учительской школе Есенин проучился три года. Ему пришлось уехать из дома, в родное Константиново он возвращался только на каникулы. А так он жил в общежитии с другими детьми, в том числе из старообрядческих семей. Село Спас-Клепики, в котором он учился, расположено среди мещерских лесов и болот, там исторически было широко распространено старообрядчество. Школа готовила не просто грамотных людей, а конкретно сельских учителей. Давалась довольно обширная программа: Есенин проходил практику в образцовой школе, в том числе сам вёл уроки. Именно во второклассной учительской школе Есенин и начал писать стихи. Первые его стихи – ученические, довольно подражательные. В первых стихах есть и лермонтовские мотивы (“Звёзды”), а также перепевы Никитина, Кольцова – особенно фольклорных мотивов. Хотя у Есенина всё же в тот период имелось мало стихотворений, которые свойственны, как тогда называли, “поэтам из народа”».
Тут может возникнуть вопрос: а как Есенин начал стихотворствовать, какими были его побудительные мотивы? Желание прославиться, выделиться из толпы (если чисто «по Фрейду»)? Или, всё по тому же Фрейду, несчастная любовь, тяжёлая жизнь, эмоциональная подавленность, психологическая сублимация – и, как следствие, попытка найти некую отдушину? Ведь некоторые исследователи в разговоре указывают на «трудное детство» Есенина, даже на его некоторую «забитость»! Мол, как-то не особенно повезло Серёже с родителями.
Владимир Брюханов: «Мать Есенина пыталась бороться за самостоятельность и самолично вырваться из деревни. Это происходило в ранние годы жизни Сергея, которого она оставила на попечение деревенских родственников. Однако сначала она застряла на уровне городской прислуги, затем родила внебрачного сына и вынужденно вернулась домой – к воспроизводству потомства от нелюбимого мужа… Отец считался очевидным бездарем – таким и показан со всеми подробностями в воспоминаниях своих дочерей – и не продвинулся выше продавца в мясной лавке в Москве, куда уехал совсем мальцом. Появлялся он в Константинове лишь наездами, хотя женился и в родном селе, но все последующие его визиты в деревню выливались в очередную беременность супруги. Сергей Есенин оказался первым из родившихся его отпрысков, выжившим в младенчестве». Дальше – больше. Брюханов передаёт близко к тексту мнения дотошных западных литературоведов: «До девятилетнего возраста Сергей Есенин практически не знал родителей. Сиротство же, как хорошо известно, одно из тяжелейших испытаний, выпадающих подрастающему человеку. Одних оно калечит, другим придаёт неукротимый импульс к развитию. Хотя бывает, что происходит одновременно и то, и другое. Сиротский статус обрекал Сергея и на низшее положение в мальчишеской иерархии: не стояло за ним, вопреки стихотворению, “испуганной мамы”, за помощью к которой можно обратиться в случае “разбитого носа и кровавого рта”. В принципе, могли заступаться дядья – братья матери, о лихости и озорстве которых вспоминал Есенин. Но об их покровительстве и защите от деревенских задир Сергей что-то не упоминал. Это и понятно: ябедничество – согласно сложившимся мальчишеским традициям – могло и должно караться тяжкой расплатой. Да и созданный Есениным в стихах собственный образ не допускал такого. Приходилось как-то управляться, но “худощавость и низкорослость” этому, конечно, не способствовали. До мальчишеских заводил так он, похоже, и не дорос: апокрифические воспоминания его деревенских “друзей”, возникшие уже после его смерти, явно вычитаны из его же стихов».
Впрочем, первые поэтические опыты стали относительно успешны. Во всяком случае – замечены преподавателями и однокашниками, на которых, собственно, и были рассчитаны.
Максим Скороходов: «По воспоминаниям видно, что Есенин во время учёбы интересовался и Пушкиным, и Некрасовым. И пытался полемизировать с ними уже в ранние годы. В воспоминаниях его учителя словесности Е. М. Хитрова отмечается, что когда после уроков собирались вместе учителя и ученики – жившие вместе в этой школе, в одном здании – то много читали, при этом Есенин был самым внимательным слушателем. За вечер, к примеру, они могли сесть и прочитать вместе всего “Евгения Онегина”, а затем обсудить произведение. Одно из прозвищ Есенина тогда – “Пушкин”. А Григорий Панфилов, школьный друг Есенина, именовался “Белинский”. Сохранились тетради с ученическими стихотворениями Есенина и оценками Гриши Панфилова. Есенин слегка отрицательно отзывался о Тургеневе, но увлёкся Львом Толстым. Он даже пытался вегетарианцем стать под влиянием этого увлечения: его привлекали, видимо, размышления о жизни графа Толстого».