Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом
Шрифт:
Юношеский сборник – что называется, «не пошёл». Тщательно собранный, выстраданный, выправленный – одним словом, вселяющий надежду на успешный литературный старт – совершенно не проявил себя. Можно, конечно, отчаяться, забросить всё – или начать всё сначала. Есенин выбрал второе. Он уже имел опыт общения – с коллегами-литераторами, со слушателями литературных салонов, с читателями, с критиками, с издателями. И стал буквально «нащупывать» новый стиль, который и сделает его в конце концов тем Есениным, которым он остался в истории.
Елена Самоделова: «Когда Есенин оказался в Москве и познакомился с городской речью, то стал в себе осознанно культивировать “народную речь”, понял, что самое ценное в нём – как раз то, что он взял из крестьянства, от фольклора. Хотя раньше, в деревне, он считал это непримечательным. Таким образом, произведения, написанные на рязанском диалекте – с сильными фольклорными, крестьянскими мотивами – появились именно в Москве, в Петрограде, но не в Рязанской области. Он понял, точнее почувствовал, что это востребовано столицами. И что “городские” писатели хотят, чтобы современный язык обогащался за счёт диалектов всей России, чтобы шло возвращение к языковым истокам. Тогда он эту свою “крестьянскую поэтическую натуру” решил выставить на всеобщее обозрение, чтобы об этом узнали широкие читающие массы. Там, где он хотел углубить эту образность, он читал учёных-фольклористов, лингвистов и историков: Афанасьева, Потебню, Щапова и других».
Когда новые, «народные» стихи стали «готовыми» к широкому обнародованию, Есенин решил ускорить восхождение на литературный Олимп. Москва всё-таки в те времена слыла всего лишь «литературной провинцией», как ни крути. Чем она так уж кардинально отличалась от родной Есенину Рязани? Основная кипучая творческая жизнь гнездилась в Петербурге!
Некоторые считают, что Есенина заела обыденность, а посему захотелось разрубить одним махом гордиев узел унылого быта и непризнания в среде московских литераторов. Предстояло решиться на что-то совсем уж радикальное. Сергей Сибирцев: «Есенин, когда приехал в Москву корректором работать, представлял из себя такого “херувимчика”: с девочкой-коллегой познакомился, влюбился, стал жить с ней вместе. Всё вроде как замечательно: семья, ребёнок родился у него. Но потом почувствовал себя настоящим мужчиной, почувствовал творцом… и просто сбежал! Стало тесно ему в уютном семейном гнёздышке – захотелось настоящей кипучей жизни, столичной богемной атмосферы! Где-то почувствовал, что быт окончательно засосёт его, не дав развиться поэтическому таланту!»
Это как раз к вопросу: «Легко ли жить вместе с гением-творцом?» Легко-нелегко: по-разному, наверное, бывает, – но в случае с Есениным получилось недолго. Начинающий поэт бросает гражданскую жену, сына-первенца, работу, учёбу… и едет в Петроград. Точнее, нужно указать – «в никуда», так как у него там никого из знакомых ещё не имелось. Классическое «навстречу неизвестности».
Ну а дальше – тот самый звёздный час. Есенин где-то на уровне интуиции понимает, что нужно сначала заявить «своё почтение» самому главному поэту, как говорится, «первому лицу». Поэтому тщательно вырядился в «народный прикид», увязал листочки со стихами в трогательную тряпицу (а-ля «бабушка в дорогу увязала котомочку»). И так вот просто, исключительно «наудачу», заявился к самому Александру Блоку. Смелый ход… ну а чего стесняться?
Елена Самоделова: «В 1915-м году Есенин отправляется в Петроград. И по приезде первым делом пришёл в гости к Великому поэту, а именно так тогда уже называли Блока. При этом Блока Есенин при этой встрече подчёркнуто считает учителем, литературным мэтром. А по факту – Блок стал для Есенина благодетелем: ведь никто не мог предсказать, как повернётся этот разговор. Но всё вышло для Есенина в самом лучшем виде: Блок дал Есенину рекомендательные письма, которыми Сергей Александрович очень удачно воспользовался. Например, рекомендательным письмом к Городецкому, с которым после у Есенина завязалась большая дружба. Причём помощь Городецкого стала литературно близка Есенину, ведь они оба интересовались фольклоризмом, обращали внимание на всё мифическое, народное, крестьянское, апокрифическое, древнерусское… То есть всему тому, что горожане и тогда плохо знали – для них это было каким-то “чужим” миром. Впрочем, и сейчас современные жители мегаполисов крайне слабо во всём этом разбираются».
Встреча Есенина и Блока стала буквально эпической в истории русской литературы. Трудно сказать, что бы произошло, если бы Есенин решил «завоёвывать» Питер так же, как и Москву: устроившись работать в типографию, посещая в качестве участника «массовки» местные литературные салоны.
Андрей Фефелов: «Есенин явился из народных глубин, пластов, но подчеркну ещё раз, что для слова, для истинного дара не существует иерархии культур. Эти иерархии придуманы критиками, властью, издателями, коммерсантами. На самом деле искусство слова – вне всяких иерархий. И рафинированный эстет Блок, – который находился абсолютно поверх этих народных, глубинных, языческих энергий, который двигался в другом совершенно пласте – увидев молодого Есенина, который бесцеремонно заявился к нему домой, моментально понял, с каким высоким уровнем дара имеет дело. Увидел “рыбак рыбака”! Это потрясающий момент, зафиксированный историей. И вообще: то, что эти два великих художника, ставшие равными, жили в одну эпоху, – это просто потрясающе!»
Рекомендации мэтра литературы, Александра Блока, сыграли свою роль. Есенину есть где жить, его стихи печатаются в журналах, а сам он получает столь необходимые журнальные гонорары – деньги на текущие нужды. Есенина принимают в салонах, он становится узнаваемым, обретает друзей, почитателей и покровителей.
Владимир Брюханов: «Блестящим карьерным успехом стало формирование творческого трио – Сергей Есенин, Николай Клюев и Надежда Плевицкая, незадолго до того снискавшая популярность как исполнительница русских народных песен. Их совместное выступление в “народных” костюмах произвело настоящий фурор в Москве. Интересно, что первый значительный успех у публики (после дебюта в петроградских поэтических кругах) Есенин приобрёл именно в Москве, где в течение нескольких лет до того он безуспешно пытался выделиться из плотных рядов начинающих поэтов!
Дальнейшее турне “господ Плевицких” (как их назвали в иронично-доброжелательной газетной рецензии) по России обещало успех в масштабах всей страны. Но вмешались непреодолимые внешние обстоятельства: шла война, и весной 1916 Есенина призвали в армию».
Как говорится: «А счастье замаячило так близко!» Во всяком случае – творческое. Но тут – вот незадача! – на горизонте нависла неумолимая глыба армейской службы, которой крайне трудно избежать. А воинская повинность – серьёзное препятствие для обретения полноценного успеха в богемно-салонной жизни!
Елена Самоделова: «Через некоторое время после того, как Есенин обустроился в Петрограде, у него наступил призывной возраст. Он получил отсрочку из-за проблем со зрением, но отсрочка заканчивается в связи с началом войны, так как стране срочно требуются солдаты. Неизвестно, в какие войска он попал бы, может, и пехотинцем прямо на поля ожесточённых сражений. Но друзья поспособствовали: его познакомили с адъютантом Императрицы, заведовавшим санитарным поездом, – полковником Ломаном. Так Есенин и оказался там. Поэтому и служба стала не особо обременительной: живёт припеваючи, выезжает в Петербург, публикует стихи, отправляется санитаром в поездку по России на этом поезде».
Одним словом, для Есенина его военная карьера стала складываться удачно. Тяготы войны не то что совсем прошли стороной, но особо не одолевали.
Владимир Брюханов: «Поначалу всё это выглядело как обычное для той поры стремление оградить одарённого молодого человека от фронтовых тягот и реальной угрозы гибели. И Есенину пришлось совершить вместе с медицинским эшелоном пару рейсов за ранеными в прифронтовую полосу. Но первое же его выступление летом 1916 на концерте в госпитале с чтением стихов сразу поставило его в особое положение – и о санитарских мытарствах больше речи не велось. Есенин, в частности, получил частые возможности приезжать в столицу и продвигать свои литературные дела».