Серые братья
Шрифт:
– Напротив, спасибо за урок, – сдержанно кивнул Стэнток, и руку пожал.
– Едем к тебе, – сказал Монтгомери Дюку. – Нужно всё неторопливо продумать и взвесить.
– Едем.
Карета дёрнулась и понеслась.
Весь путь до имения Дюка проделали молча. Только когда вошли в гостиную и зажгли в камине огонь, Монтгомери произнёс:
– Кого не было сегодня за столом? Из тех, кто принят в общество?
– Давай вспомним, – ответил Дюк. – Так… так… Семерых. Ах да, Крэка нет… Шестерых.
– Нужно их предупредить. Отправь шестерых гонцов.
Но Дюк не спешил отдавать распоряжений. Он помолчал, подошёл к камину, протянул к огню руки. И, не оборачиваясь, и проговорил:
– Не нужно.
– Что не нужно? – уточнил негромко Монтгомери.
– Предупреждать. Пусть ничего не знают. Вдруг всё-таки наш хитрец начнёт не с нас, а со слабых? Время-то работает против него. Тогда, чем скорей к нам начнут приходить сообщения об убийствах, тем легче нам станет высчитывать – кто у нас этот «охотник».
Монтгомери, тоже помолчав, ответил:
– Разумно.
Все, находившиеся в ту минуту в гостиной серого дома-крепости, ненадолго умолкли. Опёрся, задумавшись, о спинку кресла, Монтгомери. Склонился у камина, протянув руки к огню, нахмуренный Дюк. И, застыв, словно каменные статуи, молчали у дверей телохранитель Монтгомери, Змей и Стэнток.
Монтгомери поднял голову и сказал:
– Гонец всё-таки нужен, Дюк. Тех солдат, что я по твоей просьбе направил в Плимут, нужно срочно вызвать сюда. Пусть они станут лагерем и в твоём имении, и в моём. Тогда заговорщик действительно к нам не сунется. Тогда он начнёт с кого-то из остальных.
– Отличная мысль, – довольным голосом проговорил Дюк. – Пиши письмо в Плимут. Вот перо и бумага. А я пока приготовлю гонца.
И он сел за стол, к бумаге, перу и чернилам.
Когда гонец был отправлен, Монтгомери сказал:
– Что-то нехорошо мне, Дюк. Какое-то предчувствие… Пошли со мной своего телохранителя. Ночь. В дороге всё может случиться. А завтра он вернётся к тебе.
– Змей, слышишь? Проводи нашего гостя до его дома.
– А обратный путь – в одиночестве? Не хотелось бы. Пошлите со мной Стэнтока.
– Не возражаю, – на удивление быстро согласился Дюк. – И вот ещё что…
Он вышел из гостиной, а когда вернулся – в вытянутой руке у него покачивались нацепленные на кожаную нашейную ленту восемь «оскаленных человечков».
– Собрали всех, – сказал он. – Когда увидели, что внутри – золото, я заявил, что это часть моих игровых ставок. Так сказать, неприкосновенный запас. Ну, а как ты думал? Должен ведь был я поиметь хоть что-то взамен наложенного по твоей вине штрафа?
– А теперь штраф вернули.
– Да. Теперь и я возвращаю твоих «крикунов». Забавный предмет. Одновременно – и оружие, и ключ, открывающий любые двери. Сам придумал?
– Нет. Урмуль меня научил…
– Так мы едем? – включился в диалог Монтгомери. – Ночь заканчивается.
– Давай, – сказал Дюк. – Бери и Змея, и Стэнтока. И помни – я с нетерпением жду солдат.
Два ножа
Ночь, хотя и медленно, но неотвратимо катилась к рассвету, так что сборы были предельно короткими. Но даже в эти несколько минут Бэнсон многое успел сделать. Осмотрев экипажи, он выбрал небольшую каретку, и сказав: «вот хорошие рессоры», – взял топор и, к изумлению всех окружающих, в несколько взмахов сбил с каретных боков дверцы.
– При нападении, – пояснил он Монтгомери, – дело иногда решают доли секунды. А двери – препятствие для манёвра. Садитесь.
– Я что же, – уточнил Монтгомери, – должен ехать в этой тесной каретке?
– Да. И телохранитель ваш сядет рядом с вами, и мы со Стэнтоком сядем напротив. И поедем почти самыми последними.
– Но двери – хоть какая-то защита! Ведь крепкие были двери!
– Мы эти проёмы закроем. По бокам, слева и справа мы привяжем по лошади. Они и от пуль защитят, и, если надо, помогут в манёвре.
– Тактически – безупречно, – вдруг поддержал его Стэнток.
– Будь по вашему. Едем.
Но Бэнсон предпринял ещё кое-что. Он принёс и втиснул, едва найдя место, небольшой бочонок с порохом, водрузив ещё сверху пузатую бутыль с подсолнечным маслом.
– Масло-то зачем? – поинтересовался Монтгомери.
– В случае погони – выбросим на дорогу и подожжём. Если у преследователей будут молодые или плохо объезженные лошади – они в огонь не пойдут.
– А для чего столько пороху? – хмуро спросил прижатый к бочонку телохранитель Монтгомери.
– Нам, видишь ли, – снова сказал Стэнток, – назад ещё добираться.
Но, когда они с Бэнсоном привязывали к бокам кареты своих коней, Стэнток шёпотом поинтересовался:
– А в самом деле – для чего столько пороху?
– Взорвём карету, – торопливо прошептал Бэнсон. – Когда заколем этих двоих, зажжём фитиль – и сядем в сёдла. Порох взорвётся, масло вспыхнет, и всем какое-то время будет не до нас.
– А нам придётся Монтгомери и охранника заколоть?
– А ты знаешь, кто эти люди? Дюк, Монтгомери? Про черепа знаешь?
– Пока не стал телохранителем – не знал. Теперь знаю.
– Так что же спрашиваешь?
Помолчав и затянув узел на поводе, Стэнток спросил:
– Нападём разом?
– Да. В удобном месте я крикну: «Вот они!» Глянув перед этим в окно. Это будет сигнал. Каждый из нас бьёт того, кто напротив. Рука не дрогнет?
– Вот там и увидим.
Дюковы телохранители ещё прошли вдоль приготовившегося к скачке эскорта, проверили кучеров, всадников. Змей потребовал сменить порох на полках мушкетов. (Монтгомери и вышедший во двор Дюк одобрительно покивали.) Затем все заняли свои места, тяжёлые ворота раскрылись – и кавалькада, сразу беря хорошую скорость, выплеснулась на залитую лунным светом дорогу.